Снаружи доносились гулкие звуки. Кто-то что-то говорил, затем послышался быстрый шорох, несколько тупых ударов… затем жалобно вскрикнул отшельник. Две последующие минуты прошли в тишине. Больше Янас выдержать не мог.

Оттолкнув руку, он вывалился из-под шкур. Его вырвало несколько раз подряд. Отирая губы, он вскинул голову и увидел старика, медленно поднимавшегося с земляного пола. Он помог старику усесться.

– Голос у тебя молодой, – глухо сказал старик и плюнул кровью, – а руки сильные… Выгляни-ка…

Ветви, закрывавшие вход, были развалены. Топорик высунулся по плечи на чистый воздух, глубоко дыша, осмотрелся. Рядом никого не было. Внизу, довольно далеко, шагах в трехстах, раздался громкий древесный треск, с шумом взметнулась птичья стая. Топорик поспешно нырнул обратно в землянку.

– Ушли, – сказал он, а старик снова позвал:

– Баска!

Зашелестели шкуры. К старику выполз человек, худощавый и длинноногий, в одном исподнем, донельзя испачканном в грязи и крови. Правая рука его была обмотана тряпкой – от локтя до самых пальцев; пропитанные кровью повязки утолщали обе ноги ниже колена. Глубокие окровавленные ссадины виднелись в разодранной до живота рубахе. Шапка черных курчавых волос свалялась птичьим разоренным гнездом, в обоих ушах подрагивали крупные медные кольца. Горбоносое бледное лицо было искажено гримасой боли и смертельной усталости.

– Попить… – попросил горбоносый Баска. – Ради бога, попить…

Топорик порылся в мешке, протянул ему вывезенную с заставы Балбрака маленькую фляжку из рыбьего пузыря. Баска опорожнил фляжку двумя длинными глотками, перевел дыхание и посмотрел на мальчика.

– Посиди у входа, – сказал он. – А я подышу. Не могу больше под этими шкурами… выворачивает всего…

– Они вернутся? – испугался Топорик.

– Сегодня они приходили уже трижды. А солнце еще не начало клониться к закату. Если бы не святой отец, меня давно не было бы в живых. Господи, когда бы я знал, что все так выйдет, я бы и не пытался бежать. Пусть бы меня лучше повесили прямо там, в лагере!

– Они ищут тебя?! – воскликнул мальчик.

– Не спастись, не спастись… – повторял Баска, бессильно мотая головой.

– Отчаяние, сын мой, тяжкий грех, – промолвил старик.

– Мне не спастись!

– Ты уже на пути к спасению, ибо ты покинул дьявольские легионы и ты каешься.

«О чем говорит старик? – подумал Топорик, с удивлением оглядывая Баску. – Дьявольские легионы… Неужели про Пелипа? Получается, этот Баска не так давно состоял в Братстве Красной Свободы? И бежал оттуда?»

Он опять выглянул из землянки. Лес шумел обычным шумом, только изредка вдалеке взлетали потревоженные птицы – группы людей прочесывали окрестности. Столько шума ради одного-единственного беглеца!

Или не его, не этого Баску, ищут Братья?

Над головой мальчика пролетел, пронзительно крича, дрозд. Топорика кольнуло предчувствие. Он взбежал по склону и, приложив ладонь ко лбу, осмотрел окрестности. По волнению птиц легко было догадаться, что Братья взяли косогор, где стояла землянка отшельника, в кольцо.

И это кольцо сужалось.

Внизу затрещали кусты. Топорик кубарем скатился к землянке, ворвался в нее и бросился к вонючим шкурам. Баска понял его без слов – он вполз следом, обнял мальчика раненой рукой и быстро надвинул на себя и на него шкуры – одну, другую.

Потянулись долгие минуты. Наконец кто-то забубнил в землянке. Кажется, два голоса… Нет, три… Разговор все длился, длился и закончился криком старика, прорвавшимся сквозь смрадную пелену:

– Баска!

Янас первым сбросил с себя шкуры, упал на земляной пол, жадно хватая ртом спертый воздух.

У освобожденного входа стояли… отец Матей и Николас. Янас едва не заплакал, когда увидел их. Слава богу!

Лицо проповедника было расцарапано, руки дрожали. Николас стоял прямо, только чуть склонив голову под низким потолком. В левой руке он держал свой мешок, в правой – меч. Капли крови стекали с сияющего лезвия. Старик-отшельник недвижно смотрел куда-то в сторону, мимо пришельцев.

– Поднимайся! – косо двинул челюстью Николас, заметив мальчика. – Нужно уходить. Их там сотни.

Янас заметил, что на лбу, под волосами у Николаса наливается фиолетовым бесформенный кровоподтек.

– Я же говорил вам, – сказал старик, не отводя пустого взгляда от стены землянки. – Лес огромен. Вам ни за что не добраться до опушки засветло. А ночью здесь ходить нельзя… Идите, если хотите, я все равно не смогу вас удержать. Но мальчика оставьте со мной. Он слишком молод, чтобы умирать.

Николас раздраженно притопнул ногой. Таким взволнованным его Янас еще не видел.

– Шестеро лежат всего в двадцати шагах отсюда! – сказал Николас. – Да двое сумели сбежать…

– Один бежал, – поправил проповедник. – А один не успел. Я, господин, видел, как эта ваша… звездочка пропорола ему затылок.

– Через полчаса, не позже, здесь будут несколько сотен Братьев. Остаться здесь – верная смерть. Надо уходить, прорываться!

– Уходите! Уходите! – всхлипнул Баска, показываясь из-под шкур. – Они придут и убьют нас всех! Уходите, пока не поздно!

– Это еще кто? – нахмурился Николас.

– Это Баска! – откликнулся Топорик. – Он бежал из Братства Красной Свободы! Они ищут его!

– Что Братство делает в этом лесу? – глядя прямо на беглеца, быстро спросил Николас. – Пелип ведь должен стоять на севере – далеко отсюда. Или он двинулся со своим войском обратно в Империю?..

Баска не ответил, до странности пристально вглядываясь в Николаса.

– Святые угодники! – запричитал проповедник. – Матерь Божия! Уж лучше я тут останусь… Не гневайтесь, господин! По крайней мере, будет кому исповедаться перед лютой смертью…

– Заткнись, церковник, – сквозь зубы процедил Николас.

– Ох, господин…

– Заткнись!

– Господин! – позвал вдруг отшельник и протянул вперед и вверх худую до прозрачности руку. – Господин, подойдите ближе, прошу вас…

– Чего тебе, старик?! – зарычал Николас. – Я не нуждаюсь в благословении… Янас, ты что, оглох? Скорее, уходим отсюда!

Отшельник вдруг схватил его за запястье. Николас рванул руку, но освободиться не смог, только потащил за собою старика. Николас выронил мешок – четырехгранный конец Ключа показался из-под мешковины. Топорик видел, как Баска открыл рот, моргнул несколько раз и через силу отвел глаза от упавшего мешка. А Николас, кажется, еще не замечал перемены в поведении беглеца.

– Я отрублю тебе руку, старик! – сказал Николас, и по тону его голоса всем в землянке стало ясно, что это не пустая угроза.