Рядом и вправду тянулась едва приметная тропинка из примятой травы. Несколько веток кустарника по бокам тропинки были обломаны. Но как этот Николас узнал, чем именно были вооружены те, кто прошел здесь? Видать, государь-император не жалеет времени и денег на подготовку своих посланников. Вон они какие посланники нынче – и воины выдающиеся, и непревзойденные следопыты. Это уж не говоря о том, что обучены грамоте и этикету! Одно слово – Высшая Канцелярия!

Постойте-ка…

– Они наткнулись на нашего Топорика! – ахнул священник.

– Нет, – качнул головой посланник. – Он проходил здесь раньше. И в другом направлении. А эти… шли в глубь леса. Обратно его движению. Судя по всему… – он обернулся и прищурился, – к месту нашей ночевки.

– Не нравится мне это, господин, – заговорил ровнее уже справившийся с одышкой отец Матей. – Кто здесь может ходить? Охотники дюжинами по лесу не бродят. Тем более с аркебузами. Братья Красной Свободы это!

Сказал и затаил дыхание, надеясь, что посланник махнет рукой и опровергнет:

– Откуда здесь Братьям взяться? Пелип стоит далеко на севере!

Но Николас ничего не ответил. Минуту он колебался, потом направился туда, где, как понял отец Матей, потерял след мальчика.

– Пойдем дальше, – сказал он. – Будем держаться прежнего направления и, может быть…

Он не договорил. Они продолжали путь уже не бегом, а размеренным шагом. Посланник, идущий впереди, шагал аккуратно, почти бесшумно – и все время крутил головой и чудно фыркал.

Очень скоро они набрели на другую тропинку, настоящую тропинку, узкую и извилистую. Она привела их к косогору, кривым горбом возвышавшемуся над мохнатыми верхушками деревьев.

Матей вопросительно посмотрел на Николаса: мол, куда нам дальше? Но господин императорский посланник вместо ответа неожиданно прошипел:

– Ложись на землю! – и правой рукой вытащил из-за спины меч, а левую опустил в мешочек на поясе.

Священник упал ничком и спустя секунду кривой метательный нож, прилетевший откуда-то сверху, пронзил тот отрезок пространства, где только что помещалось его тело. Посланник пригнулся и взмахнул левой рукой. Маленькая стальная звездочка свистнула вверх – в древесные ветви. Сорвался, зашумел, обрывая листву, бородатый оборванец – и мягко шлепнулся в мох, рядом с Матеем. Проповедник вскрикнул, поднялся на колени, чтобы вскочить и увидел, что на тропинку впереди ступили трое с красные перьями на шапках. Оглянулся, услышав шорох сзади, – еще трое вышли из-за деревьев, а из густых ветвей кустарника справа и слева выдвинулись тусклые арбалетные стволы. Отец Матей, перед тем как снова упасть и уткнуться в остро-пряный мох, успел скользнуть взглядом по лицу посланника. На этом лице не было страха – только угрюмая сосредоточенность. Один из тех, троих впереди, свистнул, заложил пальцы в рот. Лес вокруг ответил ему таким же пронзительным свистом – раз, другой, третий…

Папенька приходил к нему каждую ночь. Он ничего не говорил, только смотрел. Янас, как это часто бывает во сне, видел и себя рядом с ним – как бы со стороны. Вот они вдвоем сидят на жестких нарах друг против друга. Янас силится подняться, или хотя бы отвернуться, или хотя бы отвести глаза, но не может шевельнуть ни единым мускулом, будто его тело переполнено тяжелым вязким киселем. Иногда во сне возникал топорик – тот самый топорик, с чуть изогнутой ясеневой рукоятью, с узким стальным лезвием, густо покрытым причудливыми узорами, и Янас снова и снова ощущал холод стали. В такие моменты он ясно слышал в голове голос:

– Убей… убей… убей его! – и было понятно, о ком идет речь.

Вскоре все это стало совершенно невыносимым. Он боялся засыпать, но походная усталость брала свое. Глаза закрывались сами собой, и вскоре опять перед ним вставала фигура в черной рясе, капюшон медленно полз вверх, обнажая одновременно знакомое и чужое лицо, изъеденное морщинами. Этот призрачный мертвец имел власть над Янасом: мальчик каждую ночь собирался и никак не мог решиться выбросить топорик с ясеневой рукоятью. Если он его выбросит, кто знает: может быть, мертвец разгневается и… И что тогда?

В конце концов он не выдержал. План побега пришел ему на ум случайно и неожиданно. Да и не было никакого плана… Просто мальчик очнулся от очередного тягостного кошмара, открыл глаза, стер с лица холодный пот и вдруг заметил: топорик, который лежал в глубине походного мешка, сейчас покоится в правой руке. А мешок, словно бы и нетронутый, с завязанной горловиной, валяется неподалеку. Так уже было прошлой ночью. Этот проклятый топорик будто оживает ночью и тихой змеей вползает в его руку. Что будет дальше? Он заставит Янаса подняться, пройти несколько шагов и обрушить стальное узорчатое лезвие на голову спящего Николаса?

Нет! Кем бы ни был Николас, но Янас такой смерти ему не желал. Убить собственной рукой того, кто спасал ему жизнь, принял его и оберегал в пути? Папенька называл его нечистым, но сам-то папенька не больно был похож на небесного ангела… Мертвец! Не папенька он вовсе, а мертвец, принявший его обличье!

Вот и раскрывается загадка, что за роль уготована ему, Янасу, в этой непонятной игре, в которую он оказался втянут. Какие-то силы ведут Николаса, какие-то хотят его погубить. Эльвара не так-то просто застать врасплох, но если удар будет нанесен оттуда, откуда он вовсе не ждет?..

Топорик вдруг покрылся холодным потом, как неприятной липкой пленкой.

Угли костра еще тлели в предутренних сумерках голубоватым пламенем. Николас, конечно, не спал… Он сидел спиной к мальчику, сгорбившись так, что сквозь толстую кожаную куртку были заметны выпуклости костяных клинков.

Янас, стараясь не шуметь, поднялся. Теперь он мог заглянуть через плечо Николаса: тот неподвижно и напряженно – даже сзади отчетливо ощущалось его напряжение – вглядывался в какую-то металлическую конструкцию, лежащую перед ним на грубой мешковине. Эта конструкция очень напоминала… ключ. Большой диковинный ключ с четырьмя гранями на одном конце и кольцом на другом.

«Ключ, – шевельнулось в голове мальчика. – Ключник… Так оно и есть. Мертвец с лицом папеньки не врал…»

«Нет, – снова сказал он сам себе. – Хватит. Что бы это ни было, лучше во все это не вмешиваться… Пока есть возможность, надо уходить».

События, начавшиеся с подвала отца Лансама, сплетались во что-то вроде игры. Чужой и опасной. Игра, с каждым днем набирая обороты, ширилась, росла, втягивая в свои кольца все больше и больше персонажей, разрастаясь во всю Империю. И сам Топорик, оставаясь в центре этой игры, все глубже в нее погружался: чем Шире росли наружные кольца, тем теснее становилось внутри…

Поколебавшись, он растянул завязки на горловине Мешка и сунул туда топорик. И осторожно поднял мешок. Тяжелый. Ну да – провизии там хватит на неделю. Значит, он все-таки готовился… Сам себе не отдавая в этом отчета – готовился. А топорик… Топорик он обязательно выбросит. Вот только окажется отсюда на порядочном расстоянии…