– Тогда скажи честно: Одинцова была твоей любовницей?

Юрий Греков посмотрел направо. Красный «Ягуар» чуть впереди. Алина отвернулась, смотрит на дорогу. Итак, Петров наводил справки. Он знает много. Слишком много. Соврать? Быть может, их видели вместе? Видели, как он заходил в особняк госпожи Одинцовой? Лучше признаться в любовной связи, чем…

– Это была случайность, – неохотно сказал Юрий.

– Значит, ты с ней спал?

– Поверь, это не доставило мне удовольствия, – усмехнулся Греков.

– А это без разницы. Ты с ней спал. А Нина? Нина знала?

– Я у нее не спрашивал.

– А сама она об этом не говорила, сцен не устраивала.

– Ей было все равно. Думаешь, она до этого не знала? Знала! Да, я не святой. У меня случаются интрижки на стороне.

– Рыбалки с ночевкой, – с намеком сказал Петров.

– А что ты от меня хочешь? Я нормальный здоровый мужик. У меня потребности. А моя жена… В общем, толку от нее в постели не было никакого. Каких трудов стоило ее уговорить! То у нее месячные, то мигрень. Как мужик мужику: она меня не возбуждала. И еще у нее ноги всегда были холодные. Впрочем, ты можешь и сам об этом знать. Если заходил не только к ней на кухню, но и в спальню.

– Я тебе сказал: между нами ничего не было.

– Ты ее любил, но между вами ничего не было, – с иронией сказал Греков. – А ведь я так редко бывал дома!

– Тебе этого не понять.

– Это еще почему?

– У тебя все просто. Но… Не суди всех по себе. Я не этого от нее добивался. Мне хотелось от тебя ее оторвать. Показать, что она женщина – красивая, умная, а вовсе не Пробка. Что ее можно любить. И нужно любить.

– Может, ты жениться на ней хотел?

– Может, и хотел.

– Конечно! Как я тебя понимаю! – рассмеялся Греков. – Ты все рассчитал! Богатая! Ты же знал о ее деньгах! Пожалеть, приласкать, прикинуться лучшим другом, подставить свою жилетку, чтобы плакалась! Ловко!

– Юра, Юра, – с сожалением сказал Петров. – Все у тебя сводится к деньгам.

– Ну, давай о другом. О бабах. Я тебе честно признался: да, с Одинцовой у нас было.

– И как часто?

– А вот это уже перебор. Сначала ты. Откровенность за откровенность. Что сказал тебе Парамонов и что не было для тебя сюрпризом?

– А ты готов? Не слишком много для тебя ударов на сегодня?

– Ну, после известия о богатстве Нины и ее украденных драгоценностях меня уже трудно чем-то удивить.

– Даже тем, что она не застрелилась, а была убита?

– А ты меня не лови. Мы не на допросе. В пробке. И я в любой момент могу вылезти из машины и уйти.

– Куда?

Греков с тоской посмотрел по сторонам – везде одни машины. Запах бензиновых паров. Солнце. Духота. Тоска. В кабинете у следователя комфортней. И графин с водой на столе. А как хочется пить. Пить… Пытка бездействием и жаждой. Солнцем. Петров как будто нарочно все это подстроил! Пробку! Но это уж точно не в его власти. И ни в чьей. Это судьба. Судьба им сегодня сидеть в пробке.

– Не тяни. Я жду, – сказал Юрий.

– Хорошо. Я ушел вчера, так и не дождавшись окончательного результата экспертизы. Мне не хотелось видеть, как ее будут вскрывать. А Парамонов мне сейчас сказал… – Петров сделал паузу, – …что Нина была беременна.

– Что-о?! – Греков даже подпрыгнул.

– Нина была беременна!

Женщины сидели молча. Только что Антонине Дмитриевне звонил Петров. После этого она еще раз попыталась дозвониться Анатолию, но тот не отвечал. Он просто отключил мобильный телефон. Автобус почти не двигался, водитель откровенно скучал и развлекал себя музыкой, поймав молодежный канал. Женщины его не одергивали, хотя на весь автобус теперь раздавалась веселая песенка. Они стояли в мертвой пробке уже почти три часа. Антонина Дмитриевна молча вытирала струящиеся по лицу слезы. Даже Татьяна перестала язвить.

– Вот и похоронили мы нашу Нину, – вздохнула Таисия Максимовна.

– И само собой все разрешилось, – добавила Инна.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно посмотрела на нее Татьяна. – Что разрешилось? Все только еще начинается!

– Я имею в виду для нее, – оправдываясь, сказала Инна.

– А разве у нее были проблемы? Писательница, денег полно.

– Детей она не могла завести, – тихо сказала Галя. – А ты говоришь: не было проблем.

– Вот ведь как бывает, – вздохнула Татьяна. – Что-то Бог дал, а что-то взял. Вот, к примеру, наша Нина – талант. Книжки писала, как оказалось. А детей иметь не могла, потому что болела по женской части. Бесплодная.

– Это неправда. Все с ней было в порядке, – сказала вдруг Инна.

– Что? – вскинулась Татьяна. – Что ты сказала?

– Нина могла иметь детей. Она была… она была беременна. Когда… когда умерла. На третьем месяце.

– Совсем девка с ума сошла, – покачала головой Татьяна. – Ну ты-то откуда знаешь? Вы даже вместе не работали! Она с тобой почти не общалась! И вдруг разоткровенничалась! Да с какой стати?

– Никто со мной не откровенничал, – покраснев, сказала Инна.

– Тогда откуда ты знаешь, что она была беременна?

– Мама сказала.

– А мама твоя откуда знает?

Инна молчала. Киска не выдержала:

– Начала, так договаривай!

– Это врачебная тайна, – сказала Инна.

– Значит, мои тайны можно выведывать! – возмутилась Киска. – Меня, между прочим, заставили! Мне, что ли, хотелось про Толика рассказывать? А из меня все вытрясли!

И она зло посмотрела на Татьяну. Та встрепенулась:

– Да, Инна. Раз уж мы начали откровенничать, придется и тебе все рассказать.

Инна посмотрела на Таисию Максимовну, словно ожидая от нее поддержки.

– Инночка, – сказала та, указательным пальцем поправив очки, – поскольку Нины больше нет, я думаю, о ее тайне ты можешь рассказать.

– Хорошо. Раз и вы этого хотите, я расскажу.

Киска и Милочка вытянули шеи, Галя придвинулась поближе, и даже Антонина Дмитриевна перестала всхлипывать.

– Моя мама работает медсестрой в частной гинекологической клинике на Ленинском проспекте. Клиника эта дорогая, и туда приходят только обеспеченные женщины. Естественно, они хотят полной конфиденциальности. Мама иногда рассказывает мне о своих пациентках, вроде как в назидание – как не надо поступать, о том, что с мужчинами надо быть осторожной, какие неприятности случаются с женщинами, которые… – Инна залилась краской и не закончила фразу. – Обычно это происходит вечером, за ужином. Однажды она пришла с работы расстроенная. Было это с месяц назад. И рассказала мне, что пришла к ним женщина тридцати семи лет, первая беременность, а она собралась аборт делать.