— Инфантильно? — переспросил Феликс. — Может, стоит тебе напомнить, кто затеял этот разговор? Я-то полагал, что теологические споры о природе Зла интересуют только студентов третьего курса. А ты, Огюстен, если мне не изменяет память, не доучился и до второго…

Огюстен пропустил укол мимо ушей. В таком состоянии он вообще был слабовосприимчив к чужим аргументам.

— Но если бог есть ненависть, и не в последнюю очередь — ненависть к собственным созданиям, то маги, выходит, есть инструменты в руках бога, то бишь Хтона… Этакие пыточные клещи, дыбы и тиски, чтоб изощренней издеваться над собственными креатурами. А герои, со своей ненавистью к магам, чудовищам и Хтону персонально, становятся, таким образом, тоже чем-то вроде…

— Помнишь, я тебе о слесаре говорил?

— Каком еще слесаре? — осекся Огюстен.

— О том, что мне трубу на кухне менял.

— Ну, помню…

— Хочешь верь, а хочешь не верь, но этот слесарь не испытывал ни малейшей ненависти к лопнувшей трубе…

Огюстен уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой в адрес критиканов, которые то и дело портят красивые умопостроения неуместными аналогиями, когда из прихожей донесся тяжелый глухой удар: входная дверь вздрогнула, и все сидящие в столовой на миг оцепенели. Потом удар повторился.

— Тук-тук, — побледнев, сказал Огюстен. — К нам гости.

Бальтазара будто подбросило. Опрокинув стул и едва не сбросив на пол канделябр, он метнулся в прихожую, не обращая внимания на предостерегающий окрик Феликса.

— Явился, мерзавец! — рявкнул испанец, открывая дверь.

По ногам протянуло холодом из передней, и Феликса пробрала дрожь.

— Возвращение блудного сына, — через силу усмехнулся он, чувствуя, как медленно расслабляется внутри него одна из тугих пружин, сжатых за сегодняшнюю ночь.

В прихожей кто-то упал, и Бальтазар грязно выругался.

— Тяжела отцовская рука, — хихикнул Огюстен, оправляясь от испуга.

— Эй, кто-нибудь, помогите мне! — крикнул Бальтазар и Йозеф, который сидел ближе всех к двери, сорвался с места.

«Какого дьявола… — подумал Феликс, медленно, как во сне, поднимаясь из-за стола. Ноги у него стали ватные. — Что еще случилось?!»

Бальтазар и Йозеф вернулись в столовую пятясь и волоча за собой бесчувственное тело. У Феликса сдавило сердце. Огюстен что-то прокричал, и подхватил тело за ноги. Втроем они подняли и опустили тело на диван. Бальтазар повернулся к Феликсу и отрывисто приказал что-то сделать; Феликс уловил интонацию приказа, но не смог разобрать его сути.

Он ухватился, чтобы не упасть, за стол, сделал два шага вперед, отстранил Йозефа и посмотрел в окровавленное лицо Патрика.

Нашатырный спирт доктор, разумеется, оставил дома, зато в глубинах его пухлого саквояжа нашлась нюхательная соль, и вскоре глубокий обморок Патрика сменился бредовым бормотанием. Доктор, по-прежнему не подпуская Бальтазара к племяннику, влажной губкой смыл кровь с лица юноши, обнажив длинную, но, к счастью, поверхностную рану, проходящую ото лба к виску и рассекающую правую бровь точно по середине.

— Ничего страшного, — констатировал доктор, поливая рану марганцовкой и обматывая бинтами голову Патрика. — Ссадины и ушибы не в счет, легкое обморожение лица — тоже. Крови потерял порядочно, но он мальчик крепкий, так что можно обойтись и без переливаний.

Доктор достал стетоскоп, приложил к груди Патрика и прислушался к его сердцебиению. Лицо доктора приобрело оттенок озабоченности.

— А вот шок… — сказал он. — Похоже, он перенес очень серьезный стресс. Я, конечно, не психиатр, но рекомендовал бы снотворное и покой часиков на десять-двенадцать. Если состояние не стабилизируется, то…

— Позвольте, — сказал Бальтазар, отталкивая доктора в сторону.

— Пожалуйста, — фыркнул доктор. — Все равно он не придет в себя в ближайшие пару часов. Если даже нюхательная соль…

Бальтазар отвесил племяннику две звонкие пощечины и сильно, с вывертом, ущипнул за мочки ушей. У героев всегда были свои методы борьбы с шоком…

— Что вы делаете? — возмутился доктор, но Патрик уже открыл глаза, обвел всех присутствующих невидящим взглядом и внятно сказал:

— Дракон!

— Какой еще дракон? — зашептал в ухо Феликсу Огюстен. — Он что, тронулся?

— Дракон над Городом! — выкрикнул Патрик, изгибаясь дугой. — Дракон! Черный дракон!

— Патрик, — негромко сказал Бальтазар и встряхнул парня за плечи. — Посмотри на меня.

— Всадники… — пробормотал Патрик. — Черные всадники… Факелы…

Огюстен больно вцепился в локоть Феликса.

— Патрик, — сказал Бальтазар и вновь дважды ударил его по лицу.

В побелевших от боли глазах юноши мелькнуло осмысленное выражение.

— Дядя Бальтазар… — прошептал он. — Там… там дракон! И всадники!

— Патрик! Где Себастьян?

— Они… — всхлипнул Патрик. — Они убили его…

— Что?! — страшно выдохнул Бальтазар.

— Они убили его, — тупо повторил Патрик. — Они привязали его к столбу и расстреляли из арбалетов. Я ничего не мог сделать! — плаксиво добавил он.

Бальтазар встал. Лицо его было гипсовой маской покойника. Он как-то очень длинно, многоступенчато вздохнул и со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Где? — отрывисто спросил он.

— На Рыночной площади, — вяло сказал Патрик, закрывая глаза.

— Куда?! — взвыл Огюстен, бросаясь наперерез испанцу. Идальго коротко ударил его в висок. Француз упал.

— Нет, — сказал Феликс, заступая дорогу Бальтазару. — Нет!

Бальтазар посмотрел ему в глаза.

— Нет, — повторил Феликс.

— Да, — хрипло сказал Бальтазар. — Ты прав… — Он покачнулся и обмяк. Феликс подставил ему плечо, и вдвоем они доковыляли до стула. — Ты прав, — повторил Бальтазар, опуская лицо на подставленные ладони. Его плечи вздрогнули.

— Феликс, подсобите мне, — попросил доктор, хлопотавший возле Огюстена.

— Да-да, конечно…

Это был старый венский стул с гнутыми ножками. Он скрипнул, когда Бальтазар встал.

— Ты куда? — вскинулся Феликс.

— На кухню. За льдом. У него будет синяк. — Испанец указал на Огюстена, по виску которого уже разливалась желтизна.

— Да, иди, конечно… — согласился Феликс, и только когда в передней хлопнула дверь, до него дошло.

— Стой, дурак! — заорал он, бросаясь вдогонку.

На полу в прихожей медленно таял снег. Палаша в стойке для зонтов больше не было. Феликс посмотрел на маленький круглый столик, где он спрятал под плащом огнестрелы и пороховницу. Плащ лежал на месте. Феликс потянул его и скомкал в кулаке тяжелую, подбитую мехом ткань. Оружие со столика исчезло.