если он позволит. Яркий свет полной луны бьёт в окно, освещая комнату и частицы пыли в воздухе.

Марк молчит, потом вздыхает.

— Не хочу привязываться, — бросает он. — Всегда легче отрезать от себя человека, если не знаешь его имени, да? На этот счёт даже есть теория. О расчеловечивании.

— Зачем отрезать? — мы лежим параллельно друг другу и оба смотрим в потолок.

— Затем, Колючка, так надо...

Я понимаю, почему.

— Как ты понимаешь любовь?

— Чего? — Марк смеётся.

— Любовь, как ты понимаешь это понятие.

— О, Колючка, — я почти вижу, как Марк закатывает глаза, — ты вышла на новый уровень, да?

— Ответь.

— Любовь... — Марк пробует слово на вкус, — кто-то считает её болезнью, кто-то величайшим благословением.

— А ты? Как ты охарактеризуешь её?

— Она... Дарит крылья, а потом, когда ты поднимаешься к небу, рвёт их в клочья. И ты летишь с высоты, и понимаешь, что всё было ошибкой. Что её больше нет... И никогда не было. Она та ещё сука, Колючка.

— Ты любил свою женщину?

— Машку? — Марк замолкает на доли секунды, потом вздыхает, — думал, что любил. Не хочу об этом.

— Хорошо, — мы лежим в тишине, слушая как где-то далеко что-то щёлкает.

— А ты, Колючка? — Марк поворачивает ко мне голову, — ты любила?

— У меня нет чёткого определения этой функции, поэтому не могу сказать со стопроцентной вероятностью, что это было. Наверное я любила Энн.

— А Энн, это кто?

— Моя биологическая мать, она погибла недавно.

— Сожалею, — ну, вот снова, даже Марк строит баррикады из слов.

— Не надо, — я сжимаю зубы, — я найду того, кто виноват в том, что её ДеКа проигнорировал свою прямую функцию.

— Так вот в чём дело? — усмехается Марк, — это жажда мести? Колючка, ты хочешь отомстить?

— Я хочу вернуть свою жизнь. Эти две функции можно решить одним действием. К этому я буду стремиться.

Марк замолкает, и мне кажется, что засыпает. Но мне не спится. Я должна узнать, что с Максом. Мне нужно вырвать лэптоп из рук этих дикарей.

— Знаешь, — Марк, он не спит, — Станиславский два века назад сказал, что любить, значит, хотеть касаться. Думаю, здесь скрыт сексуальный подтекст, как думаешь, Колючка? Кого бы ты хотела коснуться?

Что за чушь? Я ненавижу физический контакт, он вызывает во мне брезгливую оторопь. Значит ли это, что я не способна любить? Это глупо. И я говорю об этом.

— Может быть, — соглашается Марк, укладывая голову удобнее на собственных ладонях. — Я бы не хотел. Никого не хотел бы... коснуться.

— Мне надо выяснить кое-что, — я должна ему рассказать, возможно, он сможет мне помочь, раз у меня отобрали все инструменты. А в мире на улицах Марк ориентируется лучше и быстрее меня.

— Что именно?

— У меня есть друг, Макс. Я хочу выяснить, что с ним.

— А что, есть предпосылки предположить, что с ним что-то случилось? — Марк иронизирует. Действительно смешно, это о нас надо сейчас беспокоиться, никак не о Максе, рейтинг которого в пределах статистической нормы. Но мне неспокойно.

— Мы говорили с ним о людях, тех, что ушли, — тянет говорить, не знаю почему. Может, это луна? Я читала в детстве, что у неё волшебные свойства. Теперь-то мы в чудеса не верим, они иррациональны и невозможны с точки зрения науки.

— Что?

— В сети словно остаются их слепки, копии.

— А, — Марк, кажется, согласен со мной, — я заметил, да. В этом деле, с Милутой Золлем.

— Да, именно с ним. Макс указал мне на это. Теперь я думаю, что так поступают со всеми. Что численность абонентов в сети в разы больше, чем физических тел в городе.

— Ты сейчас открыла врата в ад, — смеётся Марк.

— Почему?

— Только представь, что это значит.

— Что человеческая популяция в разы меньше, чем в официальной статистике?

— И что она постепенно переходит в виртуальное пространство, — соглашается Марк. Теперь он серьёзен, — а это значит, что... что... — он приподнимается на локте и смотрит на меня. В свете луны его глаза бликуют холодными огнями.

— Что город превратится в пустыню через пару десятков лет, — заканчиваю я, но Марк трясёт головой.

— Что Фатум появился не просто так.

— Спрос рождает предложение? — я не понимаю, к чему он клонит.

— Именно, именно, Колючка.

— Тогда получается, что это естественный процесс, сродни эволюции.

— Получается так, — Марк снова ложится, — только эволюция эта надуманная какая-то. Искусственная.

— Это закономерный процесс, его не остановить, — возражаю я. — Но даже если так, отключение систем жизнеобеспечения несовершенных человеческих тел — не правильно.

— Тебе легко говорить, ты — дитя нового мира.

— Почему ты не стал таким? Что тебя остановило?

— Не знаю, — Марк говорит тише.

— Поможешь мне с Максом?

— Если ты хочешь выбраться отсюда, то я, пожалуй, с тобой.

— Я не рассматривала это в таком контексте.

— А как ты планируешь это? «Извините, дайте позвонить?»

— Так нельзя? — удивляюсь я. Но, пожалуй, он прав.

— Завтра я поговорю с ними.

— Почему они тебя должны послушать?

— Не знаю, может, я буду очень убедителен? — Марк смеётся.

— А если нет?

— Тогда будем действовать по обстоятельствам. Только ты учитывай факт, что наши с тобой данные теперь в списке террористов.

— Я помню. Я что-нибудь придумаю.

— Не забудь согласовать с нами, мы теперь все в одной лодке.

— Мы не на море, — возражаю я.

— Это фигурально, Колючка. Образное выражение.

Я поняла. Он имеет в виду, что мои действия отразятся на нём и Адаме. Да, я постараюсь, Марк. Но не обещаю.

Итак, ночь прошла без сна. После разговора мы долго молчали. Я слышала, как мой сосед ворочается на своих матрацах. И этот звук меня раздражал. Очень. Но я не стала говорить ему об этом. Под утро Марк затих, и я задремала.

— Лин, — это Адам, я открываю глаза. Он склонился надо мной, у него озабоченный вид. — Нас просят пойти в