– Я хотела бы, чтобы у нас было двое детей, – прошептала Элла в темноте. Ее голова уютно устроилась в идеальном углублении между его плечом и грудью. – Мальчик и девочка. – Она почувствовала, как он кивнул.

– И они оба будут такими же умными и красивыми, как их мать, – прошептал он в ответ, снова поворачиваясь к ней.

В последний день они побрели к берегу, остановившись у красного почтового ящика на обочине дороги, чтобы Элла могла отправить Каролин открытку с изображением пляжа в Арисейге. Она написала на обороте «В свадебном путешествии! Вот наш новый адрес… Надеюсь вскоре получить от вас весточку. С большой любовью, Элла (Дэлримпл!)»

«Слава богу, война закончилась, и почта снова работает нормально», – заметила Элла. Она написала длинное письмо Каролин в День Победы, и это было такой роскошью – рассказать подруге все новости прошлых лет и быть уверенной, что на этот раз они дойдут к ней на остров Ре. Ответа еще не было, но, возможно, когда они вернутся в Эдинбург, ее будет ждать письмо. И, как она очень надеялась, с хорошими новостями – что Марион вернулась, что Мартэ теперь все вместе находятся на острове и что семья наконец-то может отправиться на могилу Кристофа, на другой конец Франции, возложить цветы и оплакать его. Она попыталась отогнать от себя все сомнения – вспомнила лицо Марион, привидевшееся ей в лесу той ночью во Франции; ужасные истории о том, что обнаружили союзники, когда вошли в Польшу и освободили там так называемые рабочие лагеря. Конечно, нежная, прекрасная Марион никак не должна была оказаться в одном из этих кошмарных мест.

Продолжая спускаться к пляжу, Элла погрузилась в свои мысли и оставалась в задумчивости, пока они бродили вдоль береговой линии, переступая через блестящие ленты водорослей, которые то тут, то там прибивало приливом.

Ангус наклонился, чтобы что-то поднять.

– Вот, держи. Память о двух прекрасных неделях, – негромко произнес он и вложил в ее раскрытую ладонь двустворчатую белую раковину, все еще крепко соединенную по центру. – Элла? С тобой все в порядке?

Она помотала головой, улыбаясь сквозь внезапно навернувшиеся слезы, которые тут же смахнула, позволив западному ветру высушить их.

– Извини. Это мне кое-что напомнило, – тихо обьяснила она и погладила ракушку, поворачивая ее так и эдак, чтобы полюбоваться совершенной плавностью ее изгибов. – Один мой знакомый как-то сказал мне, что они называются «медальонами Нептуна».

Он внимательно посмотрел на нее, читая затаенную боль в ее зеленых глазах и печаль, которую она всегда тщетно пыталась скрыть под улыбкой, когда вспоминала о чем-то. Они долго молчали. Наконец, смущенно кашлянув, Ангус спросил:

– Хочешь поговорить о нем?

Она колебалась, разрываясь на части. Потом взяла его за руку, и они снова побрели по пляжу. В другой руке она все еще держала ракушку, которую он ей дал. И пока они шли, она рассказала ему о своей первой любви, пробудившейся на острове, пришвартованном в море света и тепла, где она открыла для себя свободу, красоту и совершенно новое ощущение того, что действительно важно в этом мире.

Когда она закончила, он повернулся к ней лицом, не отпуская ее руку. Другой рукой отвел назад растрепанную ветром прядь ее волос и нежно поцеловал в лоб.

– Понятно. Прости. И теперь я понимаю все это намного лучше. – Он дотронулся до ракушки, которую она все еще держала.

– Так… «медальон Нептуна»? – Он нежно взял ее за подбородок, чуть поднял ее лицо и заглянул глубоко в глаза, словно ища там истину. – Как ты думаешь, может быть, в другой его половине найдется место для меня? Потому что именно этого я хочу, Элла, больше всего на свете. Я не пытаюсь заменить его – как я могу конкурировать с человеком, который показал тебе Мону Лизу? – Он чуть сощурился, улыбаясь, затем снова стал серьезными. – Как ты думаешь, в твоем сердце найдется уголок и для меня? Рядом с твоими воспоминаниями о нем?

Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

– Конечно, Ангус. Ты уже там.

И все же, когда они повернулись и пошли обратно к маленькому белому домику, она осознала, что, произнося эти слова, опустила глаза, а затем посмотрела вдаль, на юг, на остров, лежащий в тысяче миль отсюда.

* * *

Оглядев комнату с гордостью и волнением, Элла провела тряпкой по каминной полке еще раз, чтобы убедиться, что вокруг чистота и порядок; сегодня в квартиру, в которую они с Ангусом переехали по возвращении в Эдинбург, собирались с визитом ее родители. Отец Эллы помог им купить в Марчмонте квартиру, выходящую окнами на луга. Теперь, когда Ангус возвращался с работы, они проводили летние вечера, ремонтируя ее, меняя выцветшие обои на новые, более модных расцветок и окрашивая заляпанные старые двери в ярко-белый глянец. После пары месяцев работы дом был полностью готов к приему гостей, и Элла немного нервничала, не зная, одобрят ли родители выбранный ими современный стиль.

В отношении же Ангуса таких страхов у нее никогда не было. Ее родители обожали его, как сына, которого никогда не имели.

– И это они еще не знают, что ты спас мне жизнь! – смеялась Элла. Они никогда не говорили о прошлом. Элла знала, что есть вещи, которые Ангус не может обсуждать даже с ней, и с пониманием приняла эту его позицию. Если кто-нибудь спрашивал, как они познакомились, они просто отвечали:

– Мы работали вместе во время войны.

Ангус чистил картошку на кухне. Она поцеловала его в щеку, и он обнял ее мокрой рукой и слегка притянул к себе, лаская через фартук слегка округлившийся животик.

– Как ты думаешь, будет ли малыш хорошо себя вести в присутствии бабушки и дедушки?

– Я искренне на это надеюсь. Вот уже два дня, как мне стало гораздо лучше, и я с нетерпением жду большого воскресного обеда!

– Вот вам и картофель, очищенный должным образом и готовый к обжарке, мэм.

– Спасибо. В таком случае вы можете быть свободны. Я думаю, что остальная часть ужина у меня под контролем. Мне просто нужно поставить это в духовку, и как только закипит… О! Это они!

– Я открою дверь. А ты заканчивай здесь. Не волнуйтесь, миссис Дэлримпл, они наверняка одобрят все, что вы сделали в вашем гнездышке.

Элла сняла фартук и повесила его на крючок за дверью буфета, пригладила волосы и поспешила в гостиную. Родители крепко обняли ее и принялись восхищаться тем, как они обустроили комнату новой изящной мебелью. Ангус налил Ленноксам шерри, а Элле – лимонад, и они подняли бокалы.

– За ваше будущее в новом доме и за вашу растущую семью, – сказал мистер Леннокс.

– Ах, Элла, я чуть не забыла от волнения! – Миссис Леннокс порылась в сумочке. – Наконец-то тебе пришло письмо от Каролин. Она не знала вашего нового адреса, когда отправляла его. – Она скосила глаза на грязный почтовый штемпель. – Похоже, его отправили еще в мае. На то, чтобы добраться сюда, письму потребовались месяцы! Я полагаю, что жизнь во Франции еще не скоро придет в норму…