Бывшему сослуживцу по токийскому полпредству Григорию Беседовскому он запомнился как «чрезвычайно нервный человек, временами стоявший на грани нормальности. Он очень интересовался Японией, изучил японский язык, хорошо знал внутреннюю японскую жизнь. В своих взглядах на советскую дальневосточную политику Астахов, как, впрочем, и Кузнецов (первый секретарь. — В.М.), полностью разделял линию Коппа и не стесняясь критиковал Карахана и Политбюро» (3).

Сообщения перебежчиков — не самый надежный источник, особенно в случае Беседовского, специализировавшегося на фальсификации советских мемуаров, включая «дневник Литвинова»[26]. Однако, когда он работал над своими «записками бывшего советского дипломата», Астахов был еще мало кому известен, самостоятельной роли в Большой Политике не играл, а потому не представлял интереса для любителей сенсаций и разоблачений. В книге Беседовского достоверная информация перемешана с сомнительной и просто неверной. Здесь, видимо, тот же случай: вопреки утверждениям автора, Георгий Александрович не происходил из «духовного звания» и не был «уроженцем Донской области», а лишь жил там; сомнительным является и указание на его приверженность «литвиновской» линии, что не подтверждается никакими другими источниками.

Поскольку нас интересует не биография Астахова сама по себе, но лишь история его участия в подготовке континентального блока, уместно начать рассказ с весны 1939 г., когда советский полпред в Берлине, бывший хладобойщик Алексей Мерекалов был отозван в Москву на доклад (21 апреля принят Сталиным) и в столицу рейха больше не вернулся, но репрессирован, в отличие от многих своих коллег, не был.

5 мая Астахов в качестве поверенного в делах встретился с Карлом Шнурре, заведующим восточноевропейской референтурой Отдела экономической политики МИД, — «человеком, имя которого мало что говорит сегодня, зато заставит оживиться любого, кто хоть мало-мальски знаком с советско-германскими отношениями 30-х годов» (4). Разговор коснулся отставки Литвинова, вызвавшей оживленные и разноречивые комментарии во всех столицах мира. Согласно записи Шнурре, Астахов «особенно подчеркивал большое значение личности Молотова, который ни в коем случае не является специалистом по внешней политике, но который, тем не менее, будет оказывать большое влияние на будущую советскую внешнюю политику». 9 мая Астахов встретился с заместителем заведующего Отделом печати МИД Брауном фон Штуммом и представил ему нового представителя ТАСС в Берлине И.Ф. Филиппова, написавшего позже «Записки о „третьем рейхе“», в которых, под толстым слоем пропагандистских штампов и «мудрости задним числом», можно обнаружить любопытные наблюдения и признания. Разговор «не в пример обычной практике» (замечание Астахова) свернул на «общеполитические темы, в частности о германо-советских отношениях». Штумм напирал на изменение тона германской прессы в отношении СССР, но Астахов, «отведя или взяв под сомнение большинство из них, отметил, что, даже условно допустив некоторые из них, мы не имеем пока никаких оснований придавать им серьезное значение, выходящее за пределы кратковременного тактического маневра». В письме заместителю наркома иностранных дел Владимиру Потемкину 12 мая он отметил, что «немцы стремятся создать впечатление о наступающем или даже уже наступившем улучшении германо-советских отношений». С выводами Астахов не спешил: «Отмечая эти моменты, мы, конечно, не можем закрывать глаза на их исключительно поверхностный, ни к чему не обязывающий характер», — но испрашивал разрешения на вступление в игру: «Я думаю поэтому, что Вы не станете возражать, что я в ответ на некоторые заигрывания со стороны немцев и близких к ним лиц отвечаю, что у нас нет пока оснований доверять серьезности этого „сдвига“, хотя мы всегда готовы идти навстречу улучшению отношений». Молотов и Потемкин, насколько можно судить, не возражали, но документы на сей счет в печати не известны.

15 (по германской записи, 17 — странное несовпадение!) мая Астахов и Шнурре снова говорили о перспективах двусторонних отношений (в записях каждый приписывает инициативу другому). Шнурре заявил, что собирается в Москву и хотел бы встретиться с Микояном, и повторял, что «Германия не имеет никаких агрессивных намерений в отношении СССР и хочет их (отношения) улучшить» (запись Астахова). Астахов же, судя по записи Шнурре, «подробно объяснил, что в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами», ссылаясь при этом на Рапалльский договор и советско-итальянские отношения. Снова возникает вопрос: какой записи верить? Попробуем поверить обеим. Заявления Астахова в изложении Шнурре можно объяснить в свете его письма Потемкину. Кроме того, будучи опытным дипломатом и хорошо владея немецким, он был куда свободнее в общении, нежели плохо знавший язык, неискушенный и неуверенный Мерекалов.

30 мая Астахова пригласил к себе заместитель Риббентропа Вайцзеккер, который повел беседу по привычному сценарию — от текущих вопросов к случайному зондажу «не для протокола» и «по моему личному мнению». Он сравнил германскую политику с… «лавкой», где для России есть широкий выбор товаров — от нормализации отношений до непримиримого антагонизма. «Выбор зависит от Советского правительства. Германское правительство готово к дальнейшим шагам по пути нормализации и наоборот», — резюмировал он. Поддакивая собеседнику в «совершенно неофициозном» тоне, Астахов принял к сведению эти «авансы», сделанные как минимум с санкции Риббентропа, и немедленно доложил об услышанном.

Следующим собеседником поверенного оказался ненадолго приехавший из Москвы в фатерлянд германский посол граф Шуленбург, который «принялся настойчиво убеждать меня в том, что обстановка для улучшения отношений созрела и дипломаты обеих стран должны содействовать успеху начавшегося процесса». Астахов ответил, что «инициатива к улучшению должна исходить от Германии», хотя и сослался на то, что это его личное мнение, а не указания из Москвы.

14 июня Георгий Александрович побывал у своего болгарского коллеги Парвана Драганова и, как всегда, подробно записал беседу. Хозяин жаловался на антиболгарскую политику Румынии и Греции и вопрошал: «Кто поможет Болгарии осуществить ее справедливые стремления — СССР или Германия? Этим определится дальнейшая позиция Болгарии». «Особенно резко настроен он против Англии, доказывая и мне нецелесообразность соглашения СССР с Англией с точки зрения наших интересов. По его мнению, Германия непременно начнет войну, едва только союз между СССР и Англией будет заключен. Гитлер не станет ждать, пока „политика окружения“ получит еще более конкретное воплощение в виде совместной работы штабов, содействия в вооружении и т. п.». «Вы сможете с немцами договориться, — успокаивал и как будто даже уговаривал Драганов, — они охотно пойдут здесь на самый широкий обмен мнениями (намек на возможность договориться о разделе „сфер влияния“)». В заключение Астахов отметил, что «на этот раз посланник был значительно более откровенным и упорным апологетом прогерманской линии, чем раньше». В общем, рутинный дипломатический визит с целью выяснить обстановку у представителя «третьей страны».