— Дверь откроешь? — снова сбрасывает меня на землю, и я моргаю, прогоняя остатки наваждения, вызванного воспоминаниями. Всё ушло. Я сама со всем покончила, когда уехала с Халимом в гостиницу. Оборвала все ниточки, связывающие нас.

— Да, — проворачиваю ключ в замочной скважине, а вместе с тем и нож в своей груди. Прямо в сердце.

Карина как назло в комнате, смотрит на нас широко распахнутыми глазами. Максим ставит чемоданы у порога, засовывает руки в карманы брюк и, задумчиво прикусив нижнюю губу, пару секунд глядит на меня. Достаёт из внутреннего кармана пиджака бумажник, оттуда выуживает несколько купюр. Доллары.

— Возьми на первое время. Найди себе нормальное жильё, — суёт деньги в мою руку, пока я в ступоре наблюдаю за его движениями.

— Я… Я сейчас верну тебе карту! — сжимаю в руке деньги, второй лезу в сумку. Он останавливает меня, накрыв своей ладонью запястье.

— Не надо. Это тебе на всякий случай. Рано или поздно пригодятся, — почёсывает подбородок, покрытый густой щетиной. — Спокойной ночи. И удачи, — стремительно покидает комнату, меня обдаёт холодом.

Выскакиваю за ним, особо ни на что не надеясь, это получается само собой. Я не могу ничего с собой поделать, не могу отпустить его.

— Макс!

Он останавливается, вздыхает.

— Не надо, Кристин. Проехали, — и так, ни разу не обернувшись, уходит.

Проехали… Просто проехали. Просто расстались. Просто ушёл.

А чего ты хотела, Минаева? Чтобы он всё забыл? Чтобы простил тебе предательство? Такое не прощают. И я должна была подумать об этом не сейчас, когда он ушёл, а тогда… Когда впервые позволила Халиму коснуться себя.

Я смотрю Максу вслед, пока он не исчез за углом, а потом хлопает входная дверь. Так громко… Бьёт по нервам, оповещая, что всё кончено. Теперь моя жизнь разделена на «до» и «после». Вы поймёте меня, если когда-нибудь теряли. В тот момент я испытывала именно это чувство. Чувство потери.

Опускаю взгляд на зелёные бумажки, зажатые в руке. Сзади подходит Карина, кладёт руку мне на плечо.

— Слушай, мать, не унижайся ты перед этим козлом. Подумаешь, ушёл. Ну и пусть катится! А ты ещё лучше найдёшь. Пойдём домой.

Мои губы растягиваются в язвительной, злой ухмылке, и ужасно чешется язык сказать Карине, чтобы сама катилась. Да подальше. Чтобы вообще не подходила ко мне. Но понимаю, что она ни в чём не виновата. Если бы не она, я вообще не узнала бы Макса. Хотя последнее, может, даже к лучшему было… Сейчас боль не пожирала бы.

— Давай напьёмся, Карин? — поворачиваюсь к ней, и бывшая подруга расплывается в радостной улыбке. Да, она любительница покутить. И ей абсолютно наплевать, что там у меня внутри. Как больно мне и паршиво. И как одиночество жрёт душу заживо.

— Ну что, готова? — Маруся смотрит на меня скептически. Ей явно не нравится мой наряд, но она не смеет об этом сказать, потому как опасается спугнуть меня. — Эмм… Неплохо. Да. Немножко не для клуба, но вполне неплохо. Ты знаешь, на кого похожа? Эээ… Сейчас… На Светлану Курцеву. Ну та актриса, что в «Любви навеки» снималась. Она тоже любительница таких строгих прикидов. Но ты красивее.

Улыбаюсь. Маша любит смотреть мелодрамы с красивыми актёрами, а потом всех сравнивает с ними. Зачастую ничего похожего там нет, но Марусе нравится, а я не люблю с ней спорить. Она милая и добрая, а если и говорит какую-то глупость, то не со зла.

— Я пока не готова облачаться в секси-наряды, Марусь. Вообще нет желания идти в этот клуб.

— Эй, ты чего, Крис? Мы ж договаривались! Нет, я не тащу тебя силком, но, бля, подруга… Сколько можно сидеть дома? Ты ж молодая, красивая девчонка. Тебе жить нужно на полную катушку, бродяжничать, заниматься всякими непотребствами. А ты дома киснешь. Забудь ты уже его. Начни всё с чистого листа. Обещаю, если напьёшься, я не позволю какому-нибудь красавчику похитить тебя. Буду как толстая, вредная мамашка над тобой нависать.

Теперь смеюсь. И, надо заметить, искренне, чего не происходило со мной уже давно.

Я похудела на пять килограмм, немного постарела душой и всего за пару месяцев (а точнее за два месяца и три дня) превратилась в брюзжащую, вечно недовольную тётку. Это огорчает. Сильно. Но мне, и правда, так лучше. Лучше пахать сутками в супермаркете, а потом, завалившись домой, еле передвигая ноги, упасть на кровать и забыться сном, чем вспоминать о нём, думать о нём, говорить о нём. И страдать, страдать, страдать… Реветь в подушку и орать в пустоту, как я ненавижу себя, Халима, Макса.

Первое время так и было. Около трёх недель я пила с Кариной вино, водку, текилу и всё, что горит, а когда доходила до стадии «выносите», начинала выть и изливать ей свою душу. Потом снова пила, снова ревела и скулила как побитая собака. И так день за днём, пока Карину перестала прельщать даже возможность погулять на халяву.

Затем наступила вторая стадия. Стадия осознания и принятия своих ошибок. Я смирилась. Смирилась со всем произошедшим: со своей изменой, с уходом Макса. С тем, что придётся забыть о нём и начать всё заново. Вырвать парочку исписанных листов из своей тетрадки и начать писать новую повесть. Пафосно прозвучало? Да, есть немного…

Но я, и правда, начала новую жизнь. У меня получилось. В этом я убеждала себя каждый день.

Я послушалась Макса и таки сняла квартиру. Целую однокомнатную квартиру! Правда, она на окраине города и в ней делали ремонт ещё во времена перестройки, но подружиться с тараканами и не всегда трезвыми соседями мне всё-таки удалось. Если с первыми проблем вообще не возникло — они меня приняли, признали мою победу после первого использованного баллончика «Антитаракана» и появлялись теперь только по ночам. То со вторыми, то бишь, с соседями, пришлось немного повоевать. Но вскоре и они начали меня уважать и прятать бутылки за спину, когда я заходила в затхлый, неприятно пахнущий подъезд.

С Кариной мы прекратили всякое общение. Я не особо и расстроилась. Когда ты понимаешь, что тот, кого называла другом, вовсе тебе и не друг, обиды от расставания нет. Скорее благодарность. За то, что исчезла из моей жизни.

С мамой дела обстояли хуже. Она периодически звонила, напоминала мне, какая гадкая семья ей досталась. А мне было искренне жаль эту женщину, но иногда всё же за душу берет зло. Потому что не заслужила я всех этих упрёков. Не заслужил и мой папа, возможное счастье которого постоянно омрачали мамины наезды. Я не общалась с ним с тех пор, как он ушёл к другой женщине, но не осуждала его. Жить с такой, как моя родительница — тот ещё квест. И пройти его не каждому под силу. Папа и так долго держался.

В день зарплаты я отправляла маме ровно половину, а остальное оставляла себе. Деньги Макса всё так же ждали особого случая, и, благодаря им, я была уверена в завтрашнем дне. В прошлом месяце, кстати, моя карта пополнилась на довольно крупную сумму, но я не позволила себе снять пока ни копейки. Видимо, он просто ошибся и перечислил деньги не туда, а забрать обратно не позволила мужская гордость. Это ведь мой Макс.