Терпения Халима хватает на пару минут.

— Enough. You will come with me (Достаточно. Ты идёшь со мной), — рывком поднимает меня с лавочки, буквально отдирает, и, крепко сжав запястье, ведёт за собой. Я упираюсь, заставляю его притормозить. В мои планы не входит бежать за ним собачонкой. Во-первых, он не Макс. Во-вторых, я ему не наложница или как там их называют? И, в-третьих… Он не Макс.

— Я никуда не пойду с тобой, Халим. Отпусти меня, — не истерю, не кричу. Голос мой твёрдый и уверенный в себе. Правда, внутри все дрожит и вибрирует. Будто струны внутри натянули. Этот мужчина вызывает во мне праведный ужас и даже не подозревает об этом. Или же наоборот… Хорошо это знает. И возможно, это вовсе не ужас, а что-то другое, но на влюблённость или желание оно больше не походит.

Он цокает языком, упрямо тащит меня за собой, и я повышаю голос:

— Отпусти, Халим! Немедленно!

Проходящие мимо дедуля с бабулей удивлённо оглядываются, но верзила-охранник тут же заслоняет нас от посторонних глаз своим отнюдь не хиленьким туловищем.

— Достаточно, Кристин, — араб коверкает моё имя на западный манер, и его пальцы начинают причинять боль. — Я не играть с тобой. Ты идти со мной. Нужно говорить, — каждое слово даётся ему с трудом, но я упорно делаю вид, что не понимаю.

— Отпусти!

Халим раздражённо проговаривает какое-то длинное ругательство на арабском (в том, что это ругательство, я даже не сомневаюсь) и кивает верзиле. Тот мгновенно надвигается на меня, отрывает от земли и закидывает на плечо. Моему визгу и отборному русскому мату, конечно же, никто не внимает. И прохожие, коих в парке так-то не мало, тоже не торопятся поспешить на помощь явно похищаемой девушке.

Брыкаюсь и луплю кулаками верзилу, но тому, кажется, мои удары вредят не сильнее, чем комариные укусы слону — никак. Эль Хамад идёт впереди, и я вижу только поясницу охранника. Боковым зрением замечаю, что к нам с разных сторон присоединяются ещё какие-то мужчины. Они молча следуют за нами и на ходу расталкивают уже скопившихся зевак. Нет, мои дорогие сограждане не пытаются как-то помешать похитителям. Просто наблюдают. Какой-то подросток подбегает ближе, достаёт из кармана мобильник, видимо, чтобы заснять нас, но один из мужчин мгновенно выбивает из его рук гаджет, и я уже не вижу, но отчётливо слышу, как телефон разбивается об асфальт. Процессия, сопровождаемая воплями похищенной, выходит из парка, а меня заталкивают в машину. Буквально бросают на заднее сидение, и я ударяюсь затылком о подголовник, обтянутый кожей.

Становится до ужаса больно, но не физически. Скорее обидно. Обижаюсь даже не на Халима, а на себя. Это я позволила ему так со мной обращаться. Дала волю, раздвинув перед ним ноги, как шлюха. Как переходящий приз…

Макс не позволил бы себе такую грубость. Да, он любит жёсткий секс, любит доминировать. Но он ни разу не коснулся меня против воли.

— Отпусти меня! — визжу не своим голосом, пытаюсь ударить араба, пока он садится в машину, но зацепить его не удаётся, и Халим зажимает меня в углу.

Молча, глядя в глаза своими чёрными углями, он удерживает меня, пока я не затихаю. Горло жжёт так, будто хлебнула серной кислоты, а щеки горят огнём, словно меня по ним отхлестали.

А Халим ждёт. Его лицо стало жёстким, приятные черты заострились, и больше нет тех шаловливых искорок во взгляде. Именно в этот момент я понимаю, что совсем не знаю этого мужчину. Он чужой. Он совершенно мне непонятен. У него другие обычаи, взгляды, менталитет. Он другой. И осознание этого пугает ещё больше. Чем его молчание.

Сглатываю, хотя во рту сухо как в пустыне. Кажется даже, что в горло насыпали песка.

— You are very naughty, Christina. But I'm not Max. I can change you (Ты очень непослушная, Кристина. Но я не Макс. Я могу изменить тебя), — от его интонации меня начинает колотить, и, хоть я не понимаю, о чём он там говорит, но сердцу неспокойно.

— Либо говори по-русски, либо открой мне дверь! — рычу в ответ, на что он вздыхает, качает головой, прикрыв глаза. Так, словно сдерживается, чтобы не пристукнуть меня.

— Сегодня утром мой отец уйти из жизни.

Я тут же проглатываю рвущиеся наружу ругательства, смущённо мычу слова сочувствия и упираюсь взглядом в свои колени.

— Я должен ехать домой. Стать эмир… Шейх. Это моя обязанность, — от облегчения на руках разжимаются пальцы, которые до этого скрючило судорогой.

— Я понимаю. Что ж, желаю тебе удачи и… Ну… Хорошего правления или как это там у вас называется? Я благодарна тебе за… Всё. Правда. Не каждая девушка может похвастаться тем, что ей оказывал знаки внимания настоящий шейх. Это действительно круто, что уж говорить… Но ты поезжай, и пусть всё у тебя будет хорошо. Я не в обиде, честно, — даже удаётся растянуть губы в улыбке. Одной проблемой станет меньше.

— Ты ехать со мной, — а нет, ошибочка вышла… Проблема-то исчезать не собирается.

— Это исключено, Халим. Я слышала, что у каждого шейха должен быть целый гарем иностранок, но я не буду одной из них. Извини. Думаю, желающих хватит и без меня.

Он шепчет что-то по-арабски, шумно выдыхает, хватает меня за руки и с силой дёргает на себя.

— У тебя будет много богатств. Много всего. Всё, что ты хотеть. Ты любить золото, Кристина? Бриллианты? Красивые одежды? Много власти! Ты быть моей женой. Не любовница. Других женщин нет. Эль Хамад не обманывать, это недостойно великого эмира, — касается горячей ладонью моей щеки, поглаживает. — Я никогда так много не говорить по-русски. Это трудно. Я не могу сказать всё, что хочу.

Кладу руку на его, убираю от своего лица.

— Я тебя понимаю. Но мне не нужны украшения, богатства, дворцы… Я смогу быть только с тем, кого люблю.

— Ты любить меня. Я научу тебя любить меня, — настойчивый гад. И я обязательно повелась бы на его сладкие, корявые речи… Месяца так три назад.

— Нет, Халим. Я не смогу тебя полюбить. Потому что моё сердце уже занято. Занято другим.

Он сжимает мои пальцы до хруста, склоняется к губам.

— Макс не простить тебя.

— Это не отменяет того, что я его люблю. И с тобой добровольно не поеду.

Откидывается на сидение, смотрит куда-то мимо меня. Он понимает, что я права. Даже если ему удастся увезти меня силой, я не воспылаю к нему любовью. И это, наверное, плохо. Потому что сейчас, в этот момент, я отказываюсь от королевской жизни, о которой многие даже мечтать не могут. Но сердцу не прикажешь — истина.

— Ты пожалеть об этом, Кристина.

Вздыхаю. Я уже жалею. Только не о том, что отказалась стать женой шейха, а о том, что сижу сейчас с ним, а не с Максом.

— Я пойду. А ты поезжай, — отворачиваюсь, быстро отыскиваю ручку. Халим хватает меня за предплечье, склоняется к уху, отчего по телу пробегает табун мурашек.