– Не, мистер Тальбот, он не отдал мне эту книгу, а научил еечитать, – ответила девочка. – Книга-то была у нас уже давно –досталась в наследство от двоюродного дяди Вервэна, жуткого колдуна. В городевсе называли его Доктор Вервэн. И хотели, чтобы он им наколдовал. Еще при жизнистарика – а он был старшим братом Большой Нанэнн – ко мне перешли многие еговещи. Я впервые видела, чтобы человек скончался в мгновение ока: он спокойносидел в столовой, читал газету, а потом буквально в одну секунду вдруг взял даи умер.

У меня накопилось великое множество вопросов, готовыхсорваться с языка.

В частности, например, почему за весь долгий путь с кладбищаМеррик ни разу не произнесла другое имя, упомянутое Большой Нанэнн: МедоваяКапля на Солнце.

Но тут мы подъехали к дому. Дождь поредел, и сквозь тучипробивались лучи послеполуденного солнца.

К моему удивлению, возле дома толпилось множество людей. Онизаполонили всю улицу, но вели себя тихо и сразу обратили на нас внимание. Язаметил, что из Обители приехал не один, а два маленьких грузовичка с высокимибортами, рядом с которыми в ожидании распоряжения выносить вещи из домадежурили несколько служителей Таламаски.

Поприветствовав этих молодых мужчин, примкнувших к ордену, язаранее поблагодарил их за заботу и осторожность и велел спокойно ждать сигналак началу работы.

Мы поднялись по лестнице и прошли по дому. Поглядывая вокна, я видел, что по всем дорожкам слоняются люди, а когда мы вышли на заднийдвор, то оказалось, что повсюду, и справа и слева, за низкими дубами тожесобрался народ. Насколько я мог разглядеть, никаких заборов там не было.Полагаю, их вообще не существовало в то время.

Под пышным пологом листвы все казалось тусклым, откуда-тодоносилось тихое журчание неспешно льющейся воды. Там, где солнце сумелопроникнуть сквозь чудесный зеленый мрак, разросся дикий красный гиацинт. Яувидел тонкие тисовые деревца – священное растение для покойной колдуньи – имножество лилий, затерянных в высокой траве. Наверное, японский сад не смог бынавеять более сонную, убаюкивающую атмосферу.

Когда глаза немного привыкли к свету, я понял, что мы вышлина открытый внутренний дворик, вымощенный плитами, довольно потресканными изаросшими скользким мхом; по периметру его росли немногочисленные деревья – неслишком красивые, но цветущие. Перед нами возвышалось высокое строение сцентральной опорой под рифленой железной крышей.

Нижняя половина опоры, поднимавшейся от огромного валуна,сплошь заляпанного пятнами, была выкрашена в ярко-красный цвет, а верхняя – досамой крыши – в зеленый. В темной глубине строения скрывался непременныйалтарь, заставленный фигурками святых, еще более многочисленными ивеликолепными, чем те, что хранились в комнате Большой Нанэнн.

На алтаре в несколько рядов выстроились зажженные свечи.

Центральная опора и валун неоспоримо указывали на то, чтоперед нами некое колдовское сооружение. Такие часто встречаются на островеГаити. А площадку, вымощенную замшелым плитняком, какой-нибудь знахарь с Гаитиназвал бы своим перистилем.

В стороне, среди тесно посаженных тисовых деревьев,виднелись два маленьких прямоугольных железных стола и тренога с закрепленнымна ней огромным горшком – хотя, наверное, его правильнее было бы назватькотлом. Этот котел на треноге почему-то взволновал меня больше всего. Онпоказался мне каким-то зловещим.

Тут меня отвлекло какое-то гудение. Я даже испугался было,подумав, что это пчелы, которых очень боюсь. Как и у многих агентов Таламаски,мои опасения связаны с тайной, имеющей отношение к возникновению ордена, носейчас не время пускаться в объяснения.

Позвольте мне продолжить рассказ.

В конце концов я догадался, что звуки эти производятколибри, поселившиеся в зарослях, а чуть позже, стоя рядом с Меррик, увидел,как они зависают над цветущими лианами, затянувшими всю крышу постройки.

– Дядюшка Вервэн любил их, различал птиц по цветам и давалим красивые имена, – негромко заметила Меррик. – Он даже выставлялдля них специальные кормушки.

– Мне они тоже нравятся, дитя мое, – откликнулсяя. – В Бразилии их называют красивым словом, которое в переводе спортугальского означает «целующие цветы».

– Да, дядюшка Вервэн знал о таких вещах. Он объездил всюЮжную Америку и постоянно видел вокруг себя парящих в воздухе призраков.

После этих слов Меррик замолчала, но мне вдруг стало ясно,что ей будет очень трудно попрощаться со всем этим – со своим домом, со своимпрошлым. Что касается фразы о «парящих в воздухе призраках», то она произвелана меня впечатление – впрочем, как и многое другое. Разумеется, мы сохранимэтот дом для нее – я лично этим займусь. Если Меррик пожелает, дом будетполностью восстановлен.

Меррик оглянулась и на секунду задержала взгляд на жаровне скотлом.

– Только дядюшка Вервэн мог вскипятить котел, – тихосказала она. – Он сыпал под него уголь. До сих пор помню запах дыма. ТогдаБольшая Нанэнн выходила на заднее крыльцо, опускалась на ступеньки и наблюдалаза ним. Все остальные в страхе разбегались.

Меррик вошла в строение и остановилась перед святыней,разглядывая многочисленные подношения и мигающие свечи. Потом, быстроперекрестившись, двумя пальцами правой руки коснулась обнаженной ступни ДевыМарии.

Мы с Эроном в нерешительности застыли поодаль за ее спиной,как два смущенных ангела-хранителя. Блюда, стоявшие на алтаре, были полнысвежей снеди. В воздухе витали запахи сладких духов и рома. Очевидно, кто-то изтех, кто скрывался сейчас за деревьями, и принес эти таинственные подношения.Разглядев, что один из необычных предметов, сваленных горой в живописномбеспорядке, был на самом деле человеческой рукой, я невольно попятился.

Отрезанная кисть высохла и съежилась, но это было еще несамое страшное. По ней ползали тысячи муравьев, устроившие себе настоящий пир.

Обнаружив, что омерзительные насекомые здесь были повсюду, яиспытал тот особый ужас, который способны вызвать только муравьи.

К моему удивлению, Меррик очень ловко двумя пальцами поднялакошмарную руку и несколькими энергичными движениями стряхнула с нее наглыхмуравьев.

Я не слышал, чтобы собравшиеся зеваки шумели, но мнепоказалось, что они придвинулись плотнее. Гудение колибри завораживало, какгипноз. Снова тихо зашелестел дождь, но сквозь зеленый шатер не пробилось никапли. Ни одна не упала и на рифленую крышу.

– Что нам делать с этими вещами? – мягко спросилЭрон. – Насколько я понимаю, ты не хочешь ничего оставлять.