Мы могли бы разместиться с удобствами, если бы не удушающаяжара: хотя в некоторых окнах были выбиты стекла, в пыльную тень комнатыпроникала только сырость. Вслед за нами в комнату вошла молодая женщина – ещеодна красавица с экзотичным цветом кожи, одетая так же скромно, как и другие.Она несла стопку сложенной черной ткани, чтобы закрыть зеркала, и небольшуюлесенку. Мы с Эроном в меру сил помогли ей.

После этого она закрыла клавиатуру старинного пианино,которое я до той минуты даже не заметил, а затем подошла к большим часам вуглу, открыла стеклянную створку и остановила стрелки. Только когда тиканьечасов прекратилось, я осознал, что до той минуты вообще его слышал.

Перед домом к тому времени уже собралась целая толпа людейвсех цветов кожи.

Наконец скорбящим было позволено войти в дом, и длиннаяпроцессия медленно двинулась внутрь. Убедившись, что Меррик, занявшая место визголовье кровати, успокоилась и теперь испытывает лишь глубокую грусть, мы сЭроном ушли в глубину сада.

Люди входили в комнату, приближались к изножью кровати, азатем покидали дом через черный ход и попадали на боковую дорожку в саду,откуда на улицу вела небольшая калитка.

Помню, на меня произвело большое впечатление то, что всяцеремония происходила в благоговейной тишине. Потом, к моему удивлению, сталиприбывать машины и по ступеням начали подниматься элегантно одетые люди – опятьже всех цветов кожи.

Одежда на мне стала неприятно влажной и липкой от жары.Несколько раз я заходил в дом, чтобы удостовериться, все ли в порядке с Меррик.В спальне, гостиной и столовой включили несколько кондиционеров, и в комнатахпостепенно воцарилась прохлада.

Зайдя в дом в очередной раз, я увидел, что фарфоровая вазана алтаре доверху заполнена двадцатидолларовыми купюрами – присутствующиежертвовали деньги на похороны Большой Нанэнн.

Что касается Меррик, то она, оцепеневшая от горя, почтибесстрастно кивала каждому визитеру.

Шли часы, людской поток не иссякал. Процессия протекала втой же уважительной тишине, люди заговаривали между собой, только отойдяподальше от дома. Официально одетые темнокожие женщины произносили слова сочень мягким южным акцентом, совершенно не похожим на африканский говор.

Эрон шепнул мне, что эти похороны весьма нетипичны дляНового Орлеана: слишком разношерстной была собравшаяся на них публика. И веливсе себя слишком тихо.

Я отлично понимал, в чем дело: люди боялись Большой Нанэнн,равно как и Меррик. И специально пришли, чтобы Меррик их заметила. Они оставилимножество двадцатидолларовых купюр. Похоронной мессы не было, и все пребывали внедоумении, ибо считали ее необходимой. Но, по словам Меррик, Большая Нанэннсама от нее отказалась.

Чуть позже, когда мы с Эроном вновь стояли на аллее и снаслаждением курили, на его лице вдруг промелькнуло выражение не то удивления,не то озабоченности. Едва заметным жестом он указал мне на дорогую машину,только что подъехавшую к обочине.

Из машины выбрались новые посетители – белые: молодой человеквесьма приятной наружности и строгая с виду женщина в очках с тонкой оправой.Они сразу поднялись по ступеням, намеренно не обращая внимания на болтавшихсяпоблизости зевак.

– Это белые представители Мэйфейров, – едва слышнопроизнес Эрон. – Нельзя, чтобы они меня здесь заметили.

Мы поспешно удалились по садовой тропинке, ведущей к заднейполовине дома, и остановились в тени преградившей нам путь великолепнойглицинии.

– Что это значит? – спросил я. – Зачем сюдаявились белые Мэйфейры?

– Очевидно, они сочли это своим долгом, – прошепталЭрон. – Право, Дэвид, веди себя потише. Все без исключения члены этогосемейства в той или иной степени наделены сверхъестественными способностями. Тыже знаешь, я упорно, но безуспешно пытался установить с ними контакт. Не хочу,чтобы нас здесь видели.

– Но кто они? – настаивал я.

Я знал о существовании пухлого досье на Мэйфейрских ведьм,которое в течение многих лет составлял Эрон. Но для меня, как для Верховногоглавы, история клана Мэйфейров была всего лишь одной из тысяч других,хранящихся в архивах ордена.

Экзотический климат, странный старый дом, ясновидениестарухи, высокие сорняки, ливень, пронизанный солнцем, – все этоподействовало на меня возбуждающе. Я разволновался, словно пред нами предсталипризраки.

– Семейные адвокаты, – приглушенно сказал он, пытаясьскрыть раздражение, вызванное моей настойчивостью. – Лорен Мэйфейр имолодой Райен Мэйфейр. Они ничего не знают ни о ведьмах, ни о колдовстве,здешнем или городском. Им известно лишь, что эта женщина их родственница.Мэйфейры никогда не уклоняются от исполнения семейного долга, и тем не менее яне ожидал, что они сюда явятся.

Он вновь попросил меня помолчать и не попадаться на глазавновь прибывшим. И тут из дома до меня донесся голос Меррик. Я подошел поближек разбитому окну гостиной, однако не сумел разобрать ни единого слова.

Эрон тоже прислушался – и тоже безрезультатно.

Вскоре белые Мэйфейры покинули дом и уехали на своейшикарной новой машине.

Только тогда Эрон поднялся по лестнице.

Через комнату проходили последние скорбящие. Остальные,отдав дань уважения, толклись на мостовой.

Я последовал за Эроном в спальню Большой Нанэнн.

– Сюда явились городские Мэйфейры, – тихо сообщилаМеррик. – Видели их? Они хотели за все заплатить.

Я сказала, что денег у нас предостаточно. Сами посмотрите:здесь несколько тысяч долларов. Гробовщик уже в пути. Сегодня ночью мы будемчитать молитвы над телом, а завтра состоятся похороны. Я проголодалась. Хорошобы перекусить.

Вскоре явился пожилой гробовщик, тоже из цветных, довольновысокий и абсолютно лысый. Он принес с собой прямоугольную корзину,предназначенную для тела Большой Нанэнн.

Что касается дома, то теперь он был предоставлен враспоряжение отца гробовщика – очень старого человека с кожей почти такого жецвета, как у Меррик, и совершенно белыми, мелко вьющимися волосами. Обастарика, одетые, несмотря на чудовищную жару, в строгие официальные костюмы,держались с большим достоинством.

Они тоже считали, что в церкви Богоматери Гваделупскойдолжна состояться римско-католическая месса, но Меррик в который уже разтерпеливо объяснила, что Большой Нанэнн месса не нужна.

Поразительно, но все проблемы как-то сами собой быстроразрешились.

Затем Меррик подошла к секретеру в комнате крестной, вынулаиз верхнего ящика сверток в белой ткани и жестом пригласила нас последовать заней.