Иоханан бен Ха'галгал стал первой и единственной жертвой распятия, найденной современными археологами.

К сожалению, Иоханан оказался первым, но далеко не последним «повешенным на дереве» в Галилее и Иудее в тот судьбоносный для многих стран 6-й год христианской эры.

Свыше двух тысяч крестов – как угревые точки, сотни деревенских пожарищ – как воспаленные участки кожи, десятки городских пепелищ – как лишаи, несколько красных от крови рек – как царапины, вновь, словно и не прошло с тех пор десяти лет, обезобразили лик земли обетованной.

Эти вещественные следы гнева Всевышнего багровым клеймом выжглись в глазах и памяти иудейского стратега-неудачника. Господь явно наказал и потомков Иакова, и вождя «ганна'им» – и столь же явно спас последнего от Ангела Смерти для выполнения какой-то иной миссии.

«Кто виноват? И я, и они! Вина их больше моей, ибо они мертвы, а я жив».

Живым, впрочем, Иуда себя не чувствовал, как в то страшное утро на поле проигранной битвы в обители мертвых, когда он алкал воды и не находил ее у трупов.

Всю дорогу до Птолемаиды он шел, ел, пил, справлял нужду, спал, говорил, лечил Лонгина, даже отвечал на шутки легионеров, довольных быстрым окончанием войны, и не ощущал желания жить. Его душа была мертва, как сбитая влет птица. В ушах молотком, вбивавшим гвозди в плоть и крест, стучали слова Писания, обвинявшие народ избранный в грехах, из-за которых – в какой уж раз! – обрушились на евреев бедствия:

«Гнев Божий пришел на них, убил тучных их, юношей Израилевых низложил.

При всем этом они продолжали грешить и не верили чудесам Его.

И погубил дни их в суете и лета их в смятении.

Когда Он убивал их, они искали Его, и обращались, и с раннего утра прибегали к Богу.

И вспоминали, что Бог – их прибежище, и Бог Всевышний – избавитель их.

И льстили Ему устами своими, и языком своим лгали пред Ним.

Сердце же их было не право пред Ним, и они не были верны завету Его.

Но Он, милостивый, прощал грех, и не истреблял их;

многократно отвращал гнев Свой, и не возбуждал всей ярости Своей.

Он помнил, что они плоть, дыхание, которое уходит и не возвращается.

Прогнал от лица их народы, и землю их разделил в наследие им, и колена Израилевы поселил в шатрах их.

Но они еще искушали и огорчали Бога Всевышнего, и уставов Его не сохраняли;

Отступали и изменяли, как отцы их, обращались назад, как неверный лук...

Услышал Бог и воспламенился гневом, и сильно вознегодовал на Израиля...

И предал мечу народ Свой и прогневался на наследие Свое» (Пс. 77:31—39; 55—57; 59; 62).

И вдруг Гавлонита ошеломило: он вспомнил конец этого псалма!

«И избрал Давида, раба Своего, и взял его от дворов овчих,

И от доящих призвал его пасти народ Свой, Иакова, и наследие Свое, Израиля;

И он пас их в чистоте сердца своего, и руками мудрыми водил их» (Пс. 77:70—71).

Галилеянин понял намек Яхве, чье имя непроизносимо вслух!

Спасаясь от Саула, Псалмопевец провел десять лет в изгнании, был бродягой и бандитом, даже изменником – год и четыре месяца служил филистимлянину Анхусу, царю Гефскому, получив от него во владение город Секе-лагу (1 Цар. 27). Изменились обстоятельства – вражеский пособник и предатель превратился в величайшего царя Израиля и короновался в Хеброне в возрасте тридцати семи лет! Крепость Иебус, которую никто никогда не мог взять штурмом, была захвачена Давидом. Сюда бывший пастушок принес Ковчег Завета – и город стал Сионом – Иерусалимом!

А ведь Давид родился в Вифлееме, как и его дальний потомок – Иуда Гавлонит!

Терпи, Сын Божий! Не ты один страдал во имя Адонаи. Вспомни Иова. Вспомни пленения народа избранного – египетское, ассирийское, вавилонское, сирийское... Их тоже надо было перенести!

А может, Элохим дарует ему возможность совершить свой последний подвиг в чужедальних пределах, как остриженному, ослепленному, плененному Самсону?

«Филистимляне взяли его, и выкололи ему глаза, привели его в Газу, и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников.

Между тем волосы на голове его начали расти, где они были острижены.

Владельцы Филистимские собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему, и повеселиться...

И когда развеселилось сердце их, сказали: позовите Самсона, пусть он позабавит нас. И призвали Самсона из дома узников, и он забавлял их, и поставили его между столбами.

...И воззвал Самсон к Господу и сказал: Господи Боже! вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о Боже! чтобы мне в один раз отомстить Филистимлянам за два глаза мои.

И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утвержден был дом, упершись в них, в один правою рукою своею, а в другой левою.

И сказал Самсон: умри, душа моя, с филистимлянами! И уперся всею силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было умерших, которых умертвил Самсон при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей» (Суд. 16:21—23; 25; 28-38).

Ниспошли, Всевышний, рабу своему Иуде участь ежели не Давида, то хоть Самсона!

...Мне душен этот мир разврата

С его блестящей мишурой!

Здесь брат рыдающего брата

Готов убить своей рукой,

Здесь спят высокие порывы

Свободы, правды и любви,

Здесь ненасытный бог наживы

Свои воздвигнул алтари.

...В крови и мраке утопая,

Ничтожный сын толпы людской

На дверь утраченного рая

Глядит с насмешкой и хулой;

И тех, кого зовут стремленья

К святой, духовной красоте,

Клеймит печатью отверженья

И распинает на кресте.

С. Надсон «Желание»

С высоты палубы гребни волн выглядят словно белозубые пасти, алчно разевающиеся на синей поверхности Великого моря, дабы поглотить трирему, которая везет Иуду в землю врагов его...

Четыре напасти снедают Гавлонита.

Тяжко желудку в морском путешествии, хотя Адонаи охранил раба своего от рвоты и слишком сильного головокружения.

Тисками сжимают сердце стыд и позор поражения.

Исходит желчью печень от неуверенности в будущем.

Ужас леденит душу, ибо страшат иудея пучины вод куда сильнее, нежели любые опасности на твердой земле.

Латиняне и эллины не понимают, в каком зыбком мире обитает род человеческий. Зато евреи ощущают с полной силой, что земля постоянно находится под угрозой второго великого потопа. Опасность сия исходит от первичных вод Хаоса, принимающих образ Великого Змея. Древние звали его Тиамат. Слово «бездна» – по-иудейски «техом» – в рассказах о сотворении мира восходит к этому термину. От общего с иудеями предка Лота и арабы получили слово «тихамат» – хаос!