Закадычные друзья не мяукали друг с другом целых два месяца. Причина была веская: в разгар дискуссии Африка обозвал Дювэ «глухонемым котом». Ещё больше побелев от жуткого ругательства, благородная ангора сбросила заушные устройства и, по меткому выражению французов, стала «глухой как горшок». Из этого дискомфортного состояния Дювэ не смог вывести даже находчивый Папа: обиженный кот гонял слуховую фасолину взад и вперёд и не желал использовать по инструкции. Покаянного попугая он не видел в упор, игнорируя все попытки примирения.

«Мур-мур-мяу-мур-мур-мур», – сокрушённо мурлыкал Африка, подлизываясь к утраченному другу.

Закрыв глаза, чтобы не читать по клюву, Дювэ на ощупь добирался до домика, свёртывался калачиком и впадал в уныние.

На протяжении двух месяцев он мыкал горе в квартире, а с наступлением вёдра вышел горевать во дворе. Дювэ и не заметил, что раскаявшийся грешник вылетел вместе с ним замолить грехи на пленэре. Потянувшись на солнышке, расслабленный кот медленно побрёл на детскую площадку. Там забредшие матёрые дворняги, вспомнив босолапое детство, резвились, как малые дети. При виде братьев старших юный натуралист почувствовал прилив бодрости – и устремился к собакам. За ним увязался подозрительный попугай. Поначалу «родственники» не обратили на братьев меньших никакого внимания. Влюблённый в природу кот понял это по-своему и удвоил усердие. Забыв про инстинкт выживания, он привлекал собак утробным урчанием, дружелюбно заглядывая в их плачущие глаза. Африка следовал за другом буквально по пятам, подражая всем его звукам и движениям. Не прекращая плакать, собаки стали распаляться. Они были опытные дворняги, прошедшие через много дворов, – вполне толерантные и демократичные и поэтому не сразу ринулись на разошедшуюся мелочь. Но вот беда! Обомлевший от солнышка добровольный пушистый затворник, совершенно оглохший без звуковых аппаратов, на детской площадке потерял забубённую головушку, а вместе с ней – и весь ум, который зашёл за разум. Когда гулёна разгулялся до умопомрачения и полез к дворнягам с поцелуями, те, в конце концов, не выдержали и принялись отбиваться. По укоренившейся привычке Дювэ тут же отступил с поля боя. Зато его место заняла воинственная птица. Замаливая грехи перед другом, она дралась отчаянно и самозабвенно. Волей-неволей дворнягам пришлось отвечать на дерзкие наскоки попугая. Используя боевое превосходство, собачья стая быстро одолела Африку и, войдя в раж, занялась смертоубийством. Дело двигалось к трагической развязке… но вовремя опомнился Дювэ. Выгнув спину, белоснежный турок забил павлиньим хвостом и завыл по-турецки на всё Подмосковье.

На его пронзительные крики первой, конечно же, прибежала Любава. По мановению её твёрдой руки кот успокоился, собаки разбежались, а попугай ожил. Серый жако в лужице алой крови представлял весьма печальное зрелище. Его пепельные крылья были разодраны в клочья, а пурпурный хвост зиял как открытая рана. Но сильнее всего пострадал изысканный клюв: на нём не осталось ни одного чёрного и живого места. Аккуратно поддерживая окровавленную головку, Любава подняла Африку на второй этаж. Дома никого не было: Наташа уехала на Всеафриканский конгресс, Мама оторвалась от диссертации и уехала на работу, а Папа ушёл на шахматный турнир. Любава стояла как изваяние посреди безлюдной гостиной – с умирающей птицей на обессиленных руках и проливала горючие слёзы.

«Позови, пожалуйста, доктора», – раздалось из-под ковра.

Девочка очнулась от забытья и посмотрела на квартиру новыми глазами. Гордость Мамы «вазонный» ковёр зашевелился как живой, вытканная ваза задвигалась из стороны в сторону – и из неё выкарабкался несчастный Дювэ.

«Это ты сейчас разговаривал?» – спросила ошарашенная девочка.

«Мм-я-у», – тихо подтвердила ангора.

«Что тут у вас происходит?» – ворвалась как вихрь встревоженная Мама.

Вместо ответа Любава осторожно протянула ужасающе красный комок. Одной рукой Мама схватилась за голову, а другой – за мобильный телефон. Она так вопила в раскалённую трубку, что орнитолог примчался через тридцать секунд. Ветеринар мрачно осмотрел остатки попугая и увёз их в ветхирургию. Все мамины попытки прорваться в реанимобиль были пресечены на корню. Оставалось лишь ждать с замиранием сердца и не питая радужных иллюзий. В течение трёх недель сплочённая бедой семья не ела, не пила, не работала, не отдыхала, а, сгрудившись вокруг засмотренной до дыр трубки, не спускала с неё осоловелого взгляда. Мама забросила диссертацию, Папа проиграл шахматный турнир, Любава пропустила пять контрольных, а Дювэ потускнел от тоски. И только ни о чём не подозревающая Наташа в далёком-далёком Конго продолжала рассматривать проблемы глухонемых.

Когда долготерпеливый мобильник закатился от оглушительного звона, семья вздрогнула как один человек – и приготовилась к худшему. Однако телефон звенел молодцевато и жизнерадостно, и глава семейства, преодолевая страх, с надеждой откликнулся на призыв. Реагируя на сведения, папино лицо меняло выражение и форму. Когда оно вытянулось как груша… в гостиной возник попугай и, усевшись на напольный торшер, весело сообщил: «Африка прилетел. Африка здоровый». После чего он немедленно свалился на пол и потерял сознание.

«Доктор говорит, – во всеуслышание озвучил Папа, – что его жизнь вне опасности, но он ещё очень слаб…»

Папа запнулся на полуслове, а Мама бросилась к Африке. Вдохнув нашатырного спирта, немощный попугай вернул потерянное сознание, приосанился и распушил восстановленные перья. Тут же к нему подбежал Дювэ и, стараясь изо всех сил, стал выводить раскатистые трели. Ещё больше округлив свои выразительные глаза, Африка неотрывно смотрел на вернувшегося друга и молчал как рыба в воде. Дабы расшевелить застывшую птицу, к Дювэ по очереди присоединились Мама, Папа и Любава, сотрясая гостиную руладами песнопений.

Жако смотрел во все глаза – и больше ничего.

«Может быть, он онемел?» – предположила уставшая Любава.

«Он не немой… он глухой», – припомнил забывчивый Папа.

Захлопнув натруженный рот, Дювэ поскакал за фасолинами.

«Доктор сообщил, что попугай абсолютно безнадёжен. У него острая глухота», – передал удручённый Папа.

Семья долго сопротивлялась суровому приговору. Для обследования Африки были привлечены: отоларинголог, терапевт, невролог, психиатр и психосоматик. Специалисты провели отоскопию, аудиологические обследования, прогрессивные исследования, тесты Вебера и Ринне – и пришли к неутешительному выводу: полная глухота вследствие заболеваний слуховой зоны головного мозга.

«Мя-я-я-я-у-у-у (я тоже глухой)», – заявил солидарный Дювэ.

«Мя-я-я-я-у-у-у», – машинально повторил унылый Папа.

«Я тебя всё равно спасу!» – пламенно воскликнула Любава.

«Вот это другой разговор», – сразу согласилась темпераментная Мама – и деловито засучила рукава.

С этого момента у Африки началась трудная ученическая жизнь. Вся семья всячески старалась облегчить участь любимой птички. Папа лихорадочно доказывал превосходство смешанного метода, Любава была сторонницей звукового, а Дювэ мяукал за мимический.