Я танцевала и чувствовала себя удивительно раскованной иудивительно отрешенной. Сейчас я танцевала и пела не для избалованной, жестокойпублики. Я делала это для себя. Я танцевала вместе с дождем на крыше крутогоджипа… Где-то там остался мой город, который я никогда не любила и частенькозаявляла об этом в прессе. Я никогда не любила свой серый город, но я всегдалюбила тех людей, что в нем жили, вернее, пытались выжить. Это были измученныелюди, совсем забывшие нормальную жизнь или даже почти ее не знавшие, но онибыли такие добрые и такие родные… Там можно было смело одолжить соли, прийти начашечку чая и рассказать о наболевшем. Они где-то там, и я их очень люблю.Вместе с ними моя душа и все, что я делаю, называемое моим творчеством, я делаютолько для них. Ведь я одна из них, а может, я одна из немногих, кто простоустал так жить, бороться и выживать. Когда я была совсем маленькой девочкой, ямечтала о принце, вернее о московском принце, который обязательно за мнойприедет и увезет в Москву. Он будет богат, ухожен и красив. Он будет такой, чтоза таким можно рвануть не только в Москву, но и в саму преисподнюю, если,конечно, он этого пожелает. Вот так он будет хорош. Но прошло время, и московскийпринц не приехал, наверное, потому, что в Москве своих невест девать некуда… Ия сама поехала в Москву, но уже не в поисках принца, а в поисках лучшей жизни.На принцев мне никогда не везло, ну не везло мне на принцев!

А затем на крышу залез Михаил и жадно обняв меня за талию,закружил в такт легкой, опьяняющей музыке. Что ж неплохая ТЕРПИЯ ДЛЯ ОДИНОКИХСЕРДЕЦ, подумала я и засветилась улыбкой…

…Утренний кофе оказался таким густым и таким ароматным, чтоя жадно повела носом и с удовольствием, несмотря на то, что я чуть была необожгла губы, сделала приличный глоток. Михаил сидел рядом и не мог отвести отменя глаз. В его целенаправленном взгляде было столько обожания… и дажекакого-то детского удивления.

— Ты восхитительная женщина, — отпив кофе из своейкружки, он наклонился и поцеловал мою, как всегда обнаженную грудь. —Знаешь, после твоей ТЕРАПИИ ДЛЯ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ у меня создалось впечатление,что меня хорошенько ударили коленкой под сердце.

— Как ты сказал? — я рассмеялась и чуть было не пролилана себя кофе.

— Сегодня ночью меня ударили коленкой под сердце.

— Ударили коленкой под сердце… Интересно сказано.Ну-ка, расшифруй то, что ты мне сейчас сказал.

— У меня еще так никогда не было…

— Ты хочешь сказать, что это было намного лучше, чем стриптизв чулках цвета капучино?

Как небо и земля. Ты сравниваешь совершенно несравнимыевещи. Ты очень красива, Анна. Ты даже не представляешь, как ты красива.Наверное, и в правду говорят, что красивая женщина все делает очень красиво.Она красива не только в жизни. Она красива в своих движениях, в своих сужденияхи даже в интиме. Я вновь улыбнулась, поставила чашку на стоявший неподалекунизкий столик и, встав с кровати, направилась за своей одеждой.

— Ты куда?

— Домой, — безразлично ответила я и достала изсвоей сумочки косметичку. — Ты должен отвезти меня домой.

Достав дорогую косметику я быстро, словно я опаздывала наочередные съемки, наложила ее на лицо и с профессиональной точностью оцениласвой макияж. Отлично. Просто отлично. Если женщина знает в этом толк, то онаэто делает довольно быстро.

Михаил молчал и по-прежнему не сводил с меня глаз, следя закаждым моим движением. Надев свои вещи от Гуччи, я вновь покрутилась у зеркалаи мысленно поставила себе отличную оценку. Сев в мягкое широкое кресло, яподвинулась к самому краю для того, чтобы не затеряться в его просторах, анаоборот, продемонстрировать свои достоинства.

— Ты знаешь как себя подать, — Михаил облизнулсякак мартовский кот и потянулся к моим ногам. — Бог мой, у тебя столькодостоинств.

— Мое самое главное достоинство это то, что я женщина.

— Неужели ты так относишься к мужчинам?

— Мужчины сами сделали все для того, чтобы я к ним такотносилась.

Я убрала голову Михаила от своих ног и холодно посмотрела начасы.

— Мне пора.

— Куда?

— Туда, откуда ты меня привез. Если ты не в состояниименя отвезти, то вызови мне такси.

— Почему ты считаешь, что я не в состоянии тебяотвезти?

— Потому, что ты лежишь голый и даже не думаешь поднятьсвою задницу.

— Я не могу от тебя оторваться. Ты врываешься в моюжизнь с фантастической быстротой и с точно такой же быстротой хочешь из нееисчезнуть. Ты всегда подчиняешься только слепому желанию, а не разуму?

— Я всегда подчиняюсь разуму, а не слепому желанию.

— Ни дать ни взять сказка про Золушку. Только в моихруках от Золушки не останется даже хрустальной туфельки.

— Зато у меня от тебя остался твой «Мерседес». Ты егосейчас заберешь? — осторожно спросила я и посмотрела на реакцию Михаила.

— Он и вправду тебе мешает?

— Хотелось бы очистить двор. Тем более у тебя там лежиткакая-то мелочевка. Пропадет, и ты с меня начнешь спрашивать.

— Не говори ерунды. Еще не хватало, чтобы я выяснял стобой отношения из-за какой то мелочевки. Неужели ты думаешь, что я настолькомелочный мужчина?!

— Нет, ты далеко не мелочный мужчина, — ответила яи пристально посмотрела на своего собеседника.

Несколько минут мы смотрели друг на друга, не говоря нислова. Под моим внимательным взглядом Михаил заметно нервничал, и как бы он нипытался это скрыть, у него ничего не получалось. Мы упорно молчали, но мнепочему-то показалось, что каждый из нас ведет свой внутренний монолог. «Если тыхочешь получить свои денежки обратно и уповаешь на мою честность, то выбросиэто из головы и не строй на этот счет никаких планов. Твои денежки в надежномместе и уж, поверь, я найду им достойное применение. А у тебя и так денег курыне клюют, миллионом больше, миллионом меньше… И уж если ты почти миллиондолларов называешь мелочевкой…»

— Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего?

Михаил сея на краешек кровати и принялся надевать своишелковые трусы.

— И чего же тебе сейчас хочется?

— Напиться.

— Мне кажется, что тебе уже достаточно. Предлагаюначать трезвый образ жизни.

— И все же мне дико хочется напиться.

— С чего бы это?