По дороге к двери она босой ногой лягнула идиотский вентилятор. У нее за спиной Джона сказал:

– Видишь, как она ушла? Даже не попрощалась.

* * *

Следующее утро было кошмарным. Зоя не видела Джону: ей надо было распечатать эссе для урока английского, но она слышала разносившиеся по всему дому крики: «Раз говорю, что ненавижу – значит, ненавижу». Он не пожелал есть, не пожелал чистить зубы, не пожелал одеваться. Зоя чувствовала, что у матери кончается терпение. Проходя мимо Джониной спальни, она увидела, как мать пытается его одеть. Джона отказывался ей помогать. Он напрягал все тело, словно участник антивоенной демонстрации.

Зоя поманила мать в коридор.

– Он просто невероятно противный! – возмутилась она.

– Ему больно, Зо, – объяснила ее мама. – Мы все переживаем боль по-разному.

– Ага, а он переживает ее противно, – отозвалась Зоя.

– Короче, я сегодня никак не могу выйти на работу, – сказала мама.

– А ты можешь себе позволить отгул? – поинтересовалась Зоя.

– Нет, но и заплатить няне мне нечем, – ответила та. – Да и кого я могла бы позвать? Все няньки будут в школе, где и полагается находиться детям.

Видимо, Джона их услышал: он крикнул из своей комнаты:

– А может, со мной побудет Руфус? Я не буду противным с Руфусом.

Зоиной матери эта идея не понравилась. Ей не хотелось пользоваться симпатией Руфуса. А вот Зоя сочла этот выход гениальным: ей хотелось, чтобы это утро, этот кризис, эта все усиливающаяся чушь закончились.

Она сама позвонила Руфусу. Похоже, его эта просьба удивила (скульпторов, работающих пилой, редко просят посидеть с детьми), но не успела она извиниться и сказать, чтобы он все забыл, он уже объявил, что идея просто классная.

– Слава богу! – выдохнула Зоя. – Я боялась, ты скажешь, что это просто мрак.

– Ты шутишь, я знаю! – засмеялся Руфус. – Но передай моему приятелю Джоне, что его ждет крутейший денек.

Через двадцать минут грузовик Руфуса уже был слышен на склоне. Зоя увидела, как закрепленный на крыше медведь поднимается над вершинами деревьев, по-королевски помахивая лапой.

* * *

Наконец-то свобода! Зоя вела своего раздолбанного «Жука-медляка» в школу так, словно это был гоночный автомобиль. Казалось, каждый нерв в ее теле натянут до звона. Казалось, все песни по радио говорят об Иксе.

Школы Зои и Джоны стояли рядом в городке Флэтхед-Вэлли, а поблизости было скопление сетевых супермаркетов («Таргет», «Уолмарт», «Костко») и стейкхаусов, которые Зоина мать именовала «Ресторанами для каннибалов» («Сиззлер», «Файв гайз», «Варвары»). Ученикам разрешалось обедать в торговом центре, когда они переходили в старшие классы. Для остальных центр просто сиял по другую сторону шоссе, словно недостижимая земля обетованная. Зоя уже была старшеклассницей, но радость от обедов в ресторанах для каннибалов успела померкнуть. Отчасти дело было в том, что морально-этические установки матери успели за эти годы впитаться в ее подсознание (Зоя не была вегетарианкой, но начала испытывать смутное чувство вины всякий раз, когда ела мясо), а отчасти потому, что именно в «Варварах» она сказала Далласу, что больше не хочет с ним встречаться.

Вэл с самого начала умоляла Зою не встречаться с Далласом. Она считала его наглым и вроде даже стервозным. Однако отношения Вэл с Глорией были настолько глубокими, что у нее создалось несколько искаженное представление о том, что вообще возможно в одиннадцатом классе. Зое в Далласе нравилось, что он тоже увлекается спелеологией, как они с папой, с ним было весело и просто, и что – а ей не стыдно! – что его трицепсы проступали почти через любую рубашку. Когда она призналась Вэл, что собирается дать ему шанс, Вэл сказала только: «Я о тебе плачу».

Они начали встречаться в сентябре, и Зоя быстро обнаружила, что у Далласа есть масса милых свойств. Его любимым цветом был оранжевый. Он все еще спал в пижаме. Обоями у него на ноуте служила фотография его мамы. Вэл ничего слушать не желала. Один раз, когда Зоя с Далласом проходили мимо нее в коридоре, Зоя пропела: «По-прежнему встречаемся!» Вэл кивнула и в таком же тоне ответила: «По-прежнему плачу!»

В ноябре, когда погиб папа и она плакала не переставая, ей было так больно и тошнотворно, словно ее выкинуло из машины на ходу, Зоя решила отрезать всех, кто не был для нее совершенно необходимым. А Даллас не был – и все. Она сообщила ему об этом в ресторане, где обнаженные по пояс мужчины по-дикарски рычали перед громадным круглым грилем. Сначала Даллас не желал, чтобы с ним расставались. Он сказал Зое, что она сейчас слишком расстроена, чтобы принимать «важнейшие решения, меняющие всю жизнь». Зоя продемонстрировала жест «рука – лицо» (удержаться было невозможно) и сказала:

– Парень, это нигде не важнейшее решение, меняющее всю жизнь. Я ведь знаю, как может измениться вся жизнь, забыл? У меня только что отец умер.

– Извини, – смутился Даллас. – Я не хотел сравнивать это… с тем. С твоим папой. Просто, по-моему, ты крутая. И красивая. А это, типа, две самые главные вещи.

Даллас спросил, смогут ли они по-прежнему иногда проводить время вместе – как друзья, типа. Он предложил это просто и искренне. Зоя ответила – конечно. Даллас ухмыльнулся и сказал ей, что у них в школе есть другая девушка, которая ему вроде как нравится, и что он практически уверен, что если позовет ее на свидание, то она согласится. Он добавил, что Зоя, наверное, все равно для него «слишком сложная». Выяснив отношения, Даллас взялся за анкету и карандашик, которые оставили у них на столе: «Как вам у нас понравилось? Ответьте нам!» Даллас на секунду задумался и написал: «Серьезный салат-бар!» Когда Зоя ушла, он остался, чтобы попробовать устроиться там на работу.

Сегодня Зоя заехала на своем «Жуке-медляке» на парковку, которая соединяла обе школы. Из-за Джониного срыва она опоздала на час. Она забрала учебники и пакеты и захлопнула дверцу (непростой процесс, требовавший оттянуть ручку вверх и вправо, потому что как-то дверцу задела снегоуборочная машина, после чего она просела на несколько сантиметров).

В Джониной школе никто и глазом не моргнул, когда она сообщила, что он пропустит уроки по болезни. Все знали, что у Зоиной семьи настали тяжелые времена. Она сама всегда была отличницей, но в последнее время ее успеваемость ухудшилась. После этих ужасных событий ей было все труднее верить в то, что есть серьезная разница между «отлично» и «хорошо», или даже между «хорошо» и «удовлетворительно». Сегодня завуч Джоны, миссис Карпентер, спросила, как Зоины дела, с таким состраданием и с таким долгим взглядом в глаза, что Зоя убедилась, что уже ходят слухи о том, что происходило на озере со Стэном. Одному только богу известно, как исказили эту историю при пересказе.

– У меня все нормально, ага, – ответила Зоя. – А вот у Джоны… вроде как нет.

– Ну, послушай, – сказала ей завуч, – это все невероятно пугает и выбивает из колеи. Никаких инструкций на этот случай не существует. Но мы сделаем все, что нужно твоей семье. Передай Джоне от нас привет. Он сейчас с кем?