Имя Эдрика произвело разрушительный эффект. Хедин резко прижал Ану к двери и почти в лицо ей прошипел:

— Если вы с Эдом такие умные, может, сами за дело возьметесь? А то, смотрю, больно понравилось мне кости перемывать! А я, знаешь ли, приучен отвечать на удар!

Он уже не думал, что может оскорбить Ану, обидеть, сделать ей больно. Ревность выбралась на волю в самый неподходящий момент и напрочь обрубила мозги. Хотелось только ответить взаимностью, растоптать, заставить почувствовать то же, что чувствовал он. Выплеснуть всю накопившуюся ненависть на удачливых влюбленных. Разбить пару. Уничтожить их счастье.

Не слыша ответа Аны, он наклонился еще сильнее, едва не касаясь губами ее уха.

Почти свихнулся от накативших воспоминаний. Ана дернулась, но Хедин даже не думал отстраняться. Потерся носом о ее висок и услышал сдавленный выдох.

Опять отзывалась! Создатели! Или…

Не только ему?..

Ненависть скрутила душу.

— Эд, конечно, знает, как ты в моих объятиях стонала?

Ана окаменела. В секунду. Только что возле него была живая пылкая девушка — и тут словно превратилась в безжизненную статую.

— Думаю, Джемма тоже не особо рада тому, что попала на замену, — холодом резанула Ана, даже не думая освобождаться и с оглушительным спокойствием ожидая его хода. И Хедину было, что сказать.

— Джемме жаловаться не на что, уж поверь мне на слово. А вот Эду, пожалуй, стоит дать пару советов, как с тобой обращаться. Или он уже сам все знает? — старательно ровно поинтересовался он и даже сочувственно посмотрел Ане в лицо. И ошарашенно вздрогнул, поняв, что у нее в глазах блестят слезы. Отпрянул.

Добился! Довел! Втоптал свою девочку в грязь! Смешал со всякой швалью!

— Ана!..

— Не подходи! — с каким-то срывом выдохнула она. — Никогда больше! Иначе пожалеешь!..

Она распрямилась и гордо направилась прочь, забирая с собой последнюю надежду и оставляя только абсолютное понимание, что Хедин сам все разрушил. Только что. Собственным хамством и несдержанностью.

Голову словно разорвало колокольным звоном. От боли потемнело в глазах, и все на свете перестало иметь значение.

Что еще оставалось делать, кроме как доволочь себя до дома, там влить в глотку остатки содержимого бурдюка и отрубиться, хоть ненадолго избавившись от сжигающего отчаяния?

Сколько он проспал, Хедин не знал. Из черной дыры выдрало оглушительное дребезжание стекла в окне, по которому какой-то недоумок колотил со всей дури. Не открывая глаз, Хедин распахнул створки.

И в продолжение кошмара услышал голос Вилхе:

— Ану похитили!..

— Да как ты можешь! Да он за тебя жизнь отдать готов! Да это же твоя вина! Да ты обязана!.. — бушевала Гейра, а Джемма слушала ее с полнейшим равнодушием и не чувствовала в себе ни малейшего желания ни защищаться, ни даже что-то возражать. Если и Гейра отвернулась от нее…

Не сказать, что их отношения были по-сестрински теплыми и сердечными. Поначалу Джемма долго не могла простить Гейре выступления против Нетелл, а Гейра притиралась к новой жизни и раз за разом делала глупости, выводившие Джемму из себя. Однако, когда Джемма оступилась, Гейра оказалась единственной, кто задал правильный вопрос и получил на него искренний ответ. И не осудил, не разобравшись. И встал всем своим сердцем на ее сторону.

Пока Джемма была уверена хоть в ее понимании, она держалась, старательно подавляя все чаще вспыхивающую ненависть ко всем родным и знакомым, которые, как выяснилось, совершенно ее не знали, а только притворялись в неравнодушии. Разве такое можно было простить? И разве Джемма должна была тратить себя на людей, надругавшихся над ее доверием?

И вот теперь Гейра перекинулась к врагам. Не расспросила, не попыталась войти в положение, а сходу обвинила в жестокости, и Джемме захотелось на самом деле стать жестокой.

Нет, никто еще не знал, на что она способна в подобном состоянии. А Джемме сейчас было нечего терять. Ее перестало интересовать мнение окружающих: она и так отлично знала, каким оно было. И она решила жить так, как ей хочется, ни от кого не завися, ни на кого не оглядываясь, ни под кого не подстраиваясь.

И первым делом отказалась выручать Арве ценой собственной свободы.

— Хед его вытащит, — спокойно заявила она, — ему нужны драконы для битвы. А меня не радует провести четверть века в тюрьме. Я найду себе занятие поинтереснее.

— Если бы Хедин хотел тебя наказать, не стал бы тянуть, — резонно заметила Гейра. — Вряд ли у него не было возможности выяснить, кто на самом деле залез в мастерскую. И раз он этого не сделал…

Джемма фыркнула. Знала она, почему Хедин не стал ее трогать. Она же обещала его ославить, если он начнет ей вставлять палки в колеса. Вот он и забился под камень. Тоже тот еще трус!

— Если так радеешь за своего Арве, сама его и спасай! — отрезала Джемма и на этом оборвала разговор. Выскочила из дома и бегом устремилась прочь. Из города, за стены, на простор. Туда, где нет этой ненавистной вины, которой ее терзали все, кому не лень! Даже Арве, оградивший ее от неприятностей, любил вовсе не настоящую Джемму, а лишь созданный ей образ. Услышь он о ее грехе, первым бы отвернулся. Да даже просто узнай поближе, тут же и разочаровался бы. Несложно любить веселую, жизнерадостную, смелую девушку, с которой всегда легко и интересно. А о том, что Джемма умеет обижаться, бить по больному, грубить и срываться, было известно разве что Эдрику. Она всякий раз, показав дурную черту своего характера, до смерти боялась, что это станет последней каплей, что Эдрик больше не захочет ее терпеть, что наконец оценит себя и отвернется от нее раз и навсегда. А он почему-то только утешал, просил прощения, даже когда сам не был виноват, возвращал уверенность в себе и новом дне.

А потом помолвился с Аной. И уничтожил Джемму на месте.

Нет, она не хотела больше о нем думать! Слишком сильно уже закопалась в ненависть, холя и лелея ее, а в итоге едва не сорвалась у Эдрика в мастерской. До сих пор было страшно от того ощущения пустоты и какой-то безоглядной жажды разрушения. Не останови ее тогда Арве, она могла бы и не прийти в себя. Стоило только чуть глубже нырнуть, расслабиться — и бездна засосала бы окончательно.

Вот только она не исчезла окончательно и день за днем пыталась снова одолеть Джемму. Стоило ей впустить в душу ярость, и бездна тут же тянула к ней свои скользкие щупальца. Пара неправедных мыслей — и в душе снова нарождалось невыносимое желание сделать какую-нибудь мерзость. Причинить нестерпимую боль. Унизить до отвращения. Растоптать так, чтобы уже невозможно было подняться. Перед глазами мелькали картины таких событий, и всякий раз жертвой становился когда-то самый близкий и самый нужный человек.

С божьей помощью Джемме удавалось избавиться от наваждения: хоть они пока были на ее стороне, не позволяя скатиться в самый низ, но Джемма понимала, сколь чревато испытывать их терпение. Поэтому, когда смогла соотнести свои приступы с мыслями об Эдрике, запретила себе о нем думать. Пусть живет без ее пожеланий всяческих бед на его голову. Все лучше, чем сойти из-за него с ума. Ну уж нет, у Джеммы еще была масса планов на будущее, и она собиралась осуществить каждый из них!