мужа жить, — ответила тощая, как доска прачка, та вообще стянула с себя сорочку и стояла в одной юбке, — Даже старые девы одни жить не могут, их к родственникам пристраивают.

— Это почему это нельзя жить без мужа? — спросил он удивленно.

— Потому что все будут тебя считать гулящей бабой, — сказала, как отрезала тощая.

— А что плохого в гулящих бабах? — поинтересовался Влад.

Он вдруг подумал, что можно было бы и монетизировать некоторые особенности своего нового организма.

Народ вдруг замолчал, оторвался от стирки, и посмотрели на Владку с какой-то жалостью и недоумением, дескать, убогая, чего с нее возьмешь.

— С того, что тебя соседи уважать не будут, мальчишки камнями кидаться станут, могут и дверь твою измазать чем-нибудь, и снасильничать любой, кто захочет, и к твоим детям станут плохо относиться, и дочку никто замуж не возьмет, — заголосили бабы наперебой, — И вообще, как так без мужика жить? Это же опора и защита, да и денег они больше зарабатывают, чем мы бабы.

— Да уж, опора и защита, и деньги великие, — Влад почесал заживающую голову.

— Терпи, Владка, все так живут.

— Терпи, пока не убьет? А кому нужны будут мои дети-сироты? — спросила она у всех.

Бабы замолчали, и уткнулись в свои корыта, никто не захотел отвечать ему. Все так живут, и ты живи, — вот и весь ответ.

Он повесил постиранные портки на веревку и взял следующий мешок с бельем. Жрать хотелось невероятно, не есть, а именно жрать. В животе утробно заурчало, завыло. Кто-то из товарок сунул ей в руки сухарь. Он его практически полностью запихал в рот, жевать деснами и дырявыми зубами было больно, но голод был сильней.

— Ты бы его хоть размочила, кипятка то полно, — сказала приятельница, — Опять вчера голодная спать легла?

— Не помню я вчерашний день, да и остальные тоже не помню, — ответил он.

На заднем дворе появился страшный маленький корявый китаец, и начал браниться на женщин на смеси русского и китайского языков. Орал, что работают медленно, а там белья еще много принесли.

— Ты чего, корова, встала и жуешь? — накинулся он на Владку.

— Есть хочу, — ответил попаданец ему.

И тут же получил тычок в плечо.

— Эээ, ты чего совсем оборзел? — возмутился Влад, потирая плечо.

Китаец снова замахнулся, чтобы ударить, но получил мощный хук с правой, от которого он полетел в корыто с водой. Там его тощая пятая точка и приземлилась, устроив небольшой потоп во дворе. Прачки начали хохотать, а китаец пытался выбраться из глубокого корыта, барахтаясь ногами и руками. Он что-то верещал на своем языке.

— Убирайся, убирайся, — заорал он, — И чтобы я тебя тут больше не видел.

— Ага, сейчас, деньги только за работу заплати.

Женщины притихли и перестали веселиться.

— Ты ничего не заработала, — орал он, — Убирайся.

Вдруг у Влада всплыли в голове чужие воспоминания: вот она стирает батистовые блузки, а ей платят, как за постельное, вот обвиняют, что она испортила вещь, и не отдают денег за весь рабочий день. Некрасивыми картинками нарисовалась работа в голове прошлой хозяйки тела. Обманывал и дурил каждый раз китаец Владку, да еще лишний раз старался или ударить ее или схватить за какую-нибудь выдающуюся часть тела.

— Ты мне сейчас за все заплатишь, — сказал Влад и выдернул китайца из корыта.

— Пошла вон, корова, я тебе ничего не должен, ты мне вещи испортила, — продолжил верещать китаец.

— Ага, сейчас, — он тряхнул несколько раз коротышку, — Денег давай, иначе, я тебе сейчас такой ущерб учиню, что ты долго будешь с клиентами рассчитываться.

Китаец потянулся к палке, которая висела у него на поясе, и тут же был опрокинут назад в корыто. Влад его развернул к себе спиной и принялся топить в воде, периодически вынимая его оттуда, чтобы уж совсем не захлебнулся. Во дворе стояла тишина, женщины перестали стирать и только наблюдали за происходящим. Китаец не мог справиться со здоровой Владкой.

— Ну, что, деньги отдашь, все, что я заработал? — спросил он у него, вытаскивая узкоглазого из корыта.

Китаеза закивал головой, и Влад его отпустил. Коротышка полез за пазуху и вытащил кошелек, отсчитал две копейки и положил на руку прачке.

— А за все остальное? За батистовые рубашки, за якобы испорченную вещь, за припрятанные мешки? Считай, давай, а то опять мыть тебя буду.

Владка все ему припомнила, и китаец все выкладывал и выкладывал ей на ладошку монетки.

— Сколько стоят у вас услуги проститутки? — спросил попаданец.

— Десять копеек, — ответил китаец.

— Клади еще десять монеток, — сказал Влад, кивнув на руку.

— За что? У нас с тобой ничего не было, — возмутился коротышка.

— За то, что ты своими грязными лапами меня мацал.

— Девки за потрогать две копейки берут.

— Тебе все дни посчитать? — Владка улыбнулась нехорошо своими пеньками.

Китаец зло кинул ей десять копеек на ладошку. Получилось весьма недурно.

— И бабам вечером все правильно, чтобы выдал, а то приду и утоплю прямо в корыте. Понял? — Владка тряхнула китайца.

— Я тебя встречу в каком-нибудь темном углу и убью, — зашипел китаеза.

— Со своими огрызками что ли?

— Тебе повезло, что моих братьев на месте нет, а то бы мы тебе задали, — потряс узкоглазый кулаком.

Влад подобрал палку с земли, покрутил в руках, осмотрел ее внимательно. Китаеза шарахнулся от нее в сторону, решил, что она его сейчас бить еще палкой будет.

— Хорошая вещь, возьму, пожалуй, себе.

Он сдернул с веревки китайские штаны и рубашку, свою юбку, носовой платок, в который завернул заработанные деньги.

— Адьюс, китаеза, пока девочки, — махнула Владка и потопала со двора на улицу, — Не поминайте лихом. Владка начинает новую жизнь.

Глава 4

Владка начинает новую жизнь

Влад в переулке стащил с себя мокрую вышиванку и натянул на себя чужую китайскую одежду. Пощупал рубашку и штаны, ткань была приятной на ощупь, и тело от нее не чесалось, как от грубой одежды. Вещи свои он не стал выкидывать, уже понял, что в этом мире туго с ними. Решил, что дома разберется, что с ними делать.

Вышел из проулка и потопал по улице. Народ на него оглядывался, а некоторые шарахались и переходили на другую сторону. Влад рассматривал дома и улицы, разглядывал людей. В основном стояли обыкновенные двухэтажные дома, встречались и трехэтажные особняки. Все здания стояли плотно друг к другу, иногда их разделяли проулки. Он силился понять, где и в каком времени он находится.

Улица напоминала ему английский город 18–19 века, да и люди были одеты в одежду той же эпохи. Хотя,