Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кстати, про ноги, а где у меня обувь? — спросил Влад.
— Так мамка, они денег стоят, нет у нас столько. Все батя пропивает.
— Изумительно, а батя значит в ботах ходит. А ну, сымай, ирод.
Женщина сдернула ботинки с ног мужа, и напялила их на себя.
— О, как раз, словно на меня сшиты, правда, воняют, ну ничего я не брезгливый. Пошли, сын, работать пора.
Мальчишка почти довел его до прачечной.
— Вон, — показал он пальцем на конторку в китайском стиле и побежал в другую сторону.
— Ну, да, а то Николашка побьет, — вспомнил Влад, — Надо будет к этому Николашке наведаться.
Он зашел через главный вход и тут же на него накинулся мелкий китаец. Он начал орать и толкать женщину в плечо.
— Чего орешь, чукча нерусская? — спросил Влад его, — Ничего не понимаю.
— Владка, ты сдурела, нам нельзя через главный вход, — дернула его какая-то женщина за руку.
— Чего юбка такая грязная и рваная, а рубашка парадная? Опять твой тебя мутузил, да голова вся в кровищи. Идем скорей, помоешься. Там вода с щелоком после постельного осталась.
— С щелоком? — Влад удивлялся все больше и больше.
— Ну, да, а ты думаешь тут мылом, что ли все стирают.
— Ничего я не думаю, — махнул он рукой.
— Да, видно хорошо тебя твой приложил, отшибло все. Пошли.
Она потащила его на улицу. Они завернули в грязный и вонючий проулок. В нем стояли огромные корзины с грязным бельем. Проулок заканчивался небольшим двориком, в котором стирало белье несколько женщин.
— Вот тебе стиральные машинки прошлого, — сказал задумчиво Влад.
— Чего? Он тебе все мозги по ходу отшиб. Скидавай с себя шмотье и лезь в корыто, пока китаеза клиентку обслуживает. Быстро с себя все смывай, а то влетит за такой внешний вид.
Влад послушался, скинул одежу и залез в корыто, на которое показала женщина. Емкость была скрыта от посторонних глаз несколькими рядами сохнущей одежды на веревках.
— Владка, только не рассиживайся там, мой все быстрей, — зашипела товарка.
Долго там рассиживаться и не пришлось, кожу начало жечь и щипать.
— Щелок же, — вспомнил он.
Он быстро поплескал на себя водичкой, пожамкал волосы, удивившись, как же тетки моют такую длину, и вылез, нацепив на себя рубаху. Юбку он бросил в тоже корыто стирать. Немного повозюкал ее в воде, потер, как старые портянки и вытащил сушиться.
— Владка, дурында, не вешай к постельному белью, — зашипела на нее другая тетка, — Опять, что ли ее мужик бил, вообще ничего не соображает. Подь сюды. Вешай вон туды.
Она ткнула пальцем на веревку с разнокалиберной одеждой. Он повесил туда, куда ему сказали, и тут же получил свой тюк белья, который нужно было постирать.
— Корыто за собой убери, — сказала ему другая тетка.
— Ага, совсем меня бабы загоняли, — тихо проворчал он.
— Молчи, Владка, а то помогать не будем, — со смехом сказала еще одна прачка.
— Та я вам и так благодарен, благодарна, — поправился он.
— Чего?
— Спасибо говорю, — прохрипел он.
— Давай, работай, а не то китаеза денег не заплатит, — шикнула на него прачка.
Владу показали свободное место, и он стал настирывать белье, как мог.
Глава 3
Работа прачкой
Последний раз руками Влад стирал еще в армии, и то это были носки, да иногда китель застирывал в особо пахнущих местах. Дома у него была стиральная машинка автомат, куда отправлялось все белье, какое имелось в квартире. Он поглядывал на женщин и теребил чье-то постельное в руках. Одна из товарок ахнула, когда увидела постирушки Влада.
— Владка, совсем крыша поехала? Ты чего простыни запихала в кипяток? Ты не видела, что там кровавые пятна? — завелась соседка по корыту.
— Откуда там кровавые пятна? — удивленно спросил он.
— Вот дуреха, — захохотали женщины, — Оттуда. Давай сюда, может еще спасти можно.
Женщина вырвала у него простыню, посыпала бурое пятно каким-то порошком и принялась быстро его тереть.
— Давай сюда все постельное. Сейчас испортишь все, и мешок кидай, — скомандовала она, — Совсем голова не варит у тебя, подруга. Бери вон мешок с портками, мужикам плевать, остаются у них пятна или нет, главное, чтобы не воняло, и вши все передохли.
— Вши? — у него глаза на лоб полезли.
— Они самые, — снова захохотали товарки.
Вот те здрасте, а он никак не мог понять, почему он весь чешется, думал, что грязный. Только после ванной со щелоком полегче стало, а оказывается тут полно всяких насекомых. Да уж, в книжках о попаданцах такого не было. Вот попадали они в другой мир, ну побитые, ну может с травмами, но чтобы вот сразу такое — паразиты, не было еще такого.
— К такому меня жизнь не готовила, — проворчал он.
Правда, вспомнил Влад, они как-то всей ротой завшивели в армии, да иногда и на заданиях всякое могло завестись, если не мыться по несколько недель. Надо было вспомнить, чем спасались от такого, помнил, что живность не переносила дегтярного мыла. Интересно в этом мире есть такое? Он стирал чьи-то портки и размышлял о несправедливости мира.
— А почем стирка белья? — спросил он у соседки.
— Пять копеек постельное, десять сорочки шелковые и батистовые, три копейки одежа всякая, и две копейки портки, — ответила она, не удивляясь его вопросу. Все уже поняли, что у Владки с головой беда.
— За одну вещь? — спросил он.
— Нет, за тюк, — помотала она головой, — Если бы за одну вещь, то мы бы богачками были бы все.
Прачки опять принялись хохотать, наперебой рассказывая, чтобы они сделали, если бы получали такие деньжища.
— Эх, Владка, здорово тебя в этот раз муженек приложил, совсем все забыла, ладно хоть разговариваешь, и разум весь не растеряла, — пожалела ее товарка, — Жаль, что жить с таким приходится. Да чего уж говорить, и наши мужья не ангелы, и поколачивают, и к бутылке приложиться любят, а кто и гульнуть любит, ну хоть так по голове не бьют.
— Всех что ли бьют? — обалдел он.
— Конечно, — удивилась прачка, — А как же без этого семейная жизнь, и бабок наших лупцевали и матерей, и дочерей будут.
— Жесть, — он продолжил мутызгать чьи-то портки, — А уйти или выгнать такого мужа нельзя?
— А ты где жить то будешь с дитями, если от своего уйдешь? — спросила другая толстая тётка в одной сорочке на голое тело.
— Вот еще я уходить не буду, а его выгоню, — помотал головой Влад.
— И жить будешь без мужа?
— Да, — кивнул он.
— Без мужа могут только вдовы жить, а больше никому нельзя без