маленький. Нет, я не пытаюсь тебя оскорбить, наоборот, это хорошо. Значит, уже можно начинать. Главное, чтобы хватало роста дотянуться до трапеции с мостика. Вот, — Марио снял трапецию с крючка. — Достанешь?

Он достал и, задержав дыхание, впервые сомкнул пальцы на шершавой перекладине.

— Ты же знаешь, как падать в сетку?

— Конечно, — сказал Томми тонким голосом. — Надо падать на спину, так?

— Верно. Ну что, попробуешь?

Томми даже не поверил, что он всерьез.

— Честно? Можно?

— А как же еще учиться? Вперед.

Расстояние вдруг показалось огромным, а сетка, наоборот, слишком маленькой и непрочной.

— Вперед, — повторил Марио. — В худшем случае свалишься в сетку. Давай.

Томми схватился покрепче и прыгнул. Вспомнив, как гимнасты начинают раскачиваться, выбросил ноги, выгибаясь. Трапеция послушно описала долгую дугу, но в конце стропы сцепились, а руки начали соскальзывать. Позже Томми узнал, что акробаты натирают их канифолью, сейчас же он, отчаянно извернувшись, умудрился пустить трапецию в обратный полет. Однако же пропустил мостик и полетел назад.

— Не паникуй! — крикнул Марио. — Можешь повернуться сюда лицом? Если нет, замедляйся и падай!

Этот поворот Томми проделывал десятки раз — на одиночной трапеции на десятифутовой высоте. Оказавшись на пике очередной дуги, он кое-как перехватился вспотевшими ладонями. А потом, дождавшись момента, прыгнул на мостик и свалился позади Марио, отчаянно оттолкнув трапецию в сторону и с неуклюжей торопливостью ухватившись за боковые стропы.

— Тише! Тише! — Марио со смехом его подхватил. — А то в сетке окажешься. Ну, по крайней мере, ты вернулся. Я думал, упадешь… большинство в первый раз так и делают. Я, например, упал. Тоже не удержался, повис на одной руке… чуть не вывихнул, — он улыбнулся воспоминаниям. — Вот что. Приходи раз четыре-пять в неделю по утрам, будем начинать. Но не торопись.

Это было несколько месяцев назад, но не все оказалось так просто. Мать побелела, когда Томми ворвался в трейлер и вывалил ворох новостей. Он познакомился с новыми акробатами, один из них пообещал научить его полетам и даже пустил на аппарат.

— Ну я ему скажу пару ласковых, — прошипела она, запихивая тарелки в раковину.

Том Зейн, покуривавший послеобеденную трубочку, воспринял весть более стоически.

— Бесс, успокойся. Ты же знаешь, он с детства помешан на полете. А Марго уже научила его всему, что знала. Я как раз собирался попросить Тонио Сантелли взять его…

— Ну уж нет, Том! Акробатика, лестницы, воздушный балет — это еще куда ни шло. Но воздушные трапеции! Том, там шестьдесят футов! Один неверный шаг…

— Мама… — в животе снова свернулся клубок. — У них всего сорок футов. Люди на открытых трибунах почти на такой же высоте. И там есть сетка.

— Послушай, Бесс. Я знаю Сантелли. Тони начал летать, когда мы с тобой еще на свет не появились. Никто из них не подпустит Томми к трапециям, пока он не будет под надлежащим присмотром. Удивительно, что Сантелли вообще решили им заняться… обычно они работают с семьей, не берут чужих. Кто это был, Томми? Пожилой такой… Антонио?

— Нет, молодой парень. Марио.

— Так, — сказала Бесс Зейн, — ладно Антонио, но мальчишка? Он вообще понимает, что делает?

— Не такой уж он и мальчишка, — возразил Том. — Призывного возраста… лет двадцать-двадцать один. Он летает с ними годами. И хорошо летает. Они выступали у Старра.

— Господи, и что же они делают в наших трущобах?

— В тридцатые у них был какой-то несчастный случай, и семья временно раскололась, — ответил Том Зейн. — Я не в курсе деталей.

Такое выражение его лица Томми знал с детства. Отец был в курсе, даже очень, только не хотел при нем обсуждать.

— Так или иначе, они здесь, и Томми надо ловить удачу. Никто не сможет научить его лучше. И они приличные люди, Бесс, семейные. Старой закалки. Томми будет с ними хорошо. Расслабься, Бесс, пусть парень развлекается.

Вот так все и началось. Сперва от случая к случаю — по несколько минут за раз. Один лишь Марио уделял мальчику внимание, Папаша Тони вообще его не замечал — по крайней мере, так казалось Томми — но он все равно был доволен.

Антонио Сантелли обладал громким резким голосом и весьма вспыльчивым темпераментом. И то, и другое он с готовностью пускал в ход, не делая разницы между своими и чужими. Анжело держался вежливо и дружелюбно, но для него Томми был просто очередным ребенком, прибившимся к номеру. Помимо нескольких минут уроков шла тяжелая кропотливая гимнастика: работа на параллельных брусьях, которые держал для него отец; часы бесконечных простых кувырков; обучение владеть своим телом под любым углом, переворачиваться и менять руки в любой точке кача, безопасно падать в сетку.

Постепенно сумбурные минуты три-четыре раза в неделю превратились в полноценные тренировки. Закончив ежедневную утреннюю разминку, Папаша Тони и Анжело надевали свитера и уходили. Марио подавал знак, и Томми карабкался на аппарат.

Довольно скоро мальчик начал проявлять нетерпение — он жаждал настоящего полета. Раскачивания на одиночной трапеции, перемежающиеся падениями в сетку и маневрами на перекладине, не сильно отличались от упражнений на воздушной лестнице в десяти футах от земли. Но когда Томми сунулся с этим вопросом к Марио, тот живо его срезал.

— Никаких полетов, пока я не почувствую, что ты готов. Сказано же было, придержи коней.

Однако прошла неделя или чуть больше, и где-то в Арканзасе (Томми никогда не запоминал названия городов) Марио позвал его, когда Анжело еще был на аппарате. Томми медлил, но Марио настоял, и мальчик послушался.

— А теперь смотри внимательно.

Марио подтянулся, сел в трапецию, как на качели, потом соскользнул спиной назад, держась только руками и опираясь лодыжками — всему этому он уже научил Томми. Когда Анжело, раскачиваясь, достиг крайней точки, Марио отпустил перекладину и упал навстречу ему, без видимых усилий сцепившись с ним руками. Секунду они так и летели. Потом Марио возвратился на мостик