Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было первое место, где он смог уснуть без электростимуляции мозга и не проснулся до самого утра. И потом это чудо повторялось каждую ночь. И каждое утро было похоже на то — незабываемое, первое. Его разбудил не сигнал кома, не тычок сослуживца, не рёв сирены боевой тревоги, а сильный аромат корицы. Хитч открыл глаза и увидел что-то непонятное, размыто-зеленое, изливающее яркий свет, пару раз моргнул, и видение превратилось в распахнутое окно, за которым покачивалась ветвь, полная цветов и листьев. Между цветами бодро гудели какие-то неизвестные Хитчу летуны, вероятно, эндемики. Большую часть жизни Хитч, просыпаясь, видел серую бронепластиковую переборку, и в то утро он решил, что никогда не будет закрывать это окно. Корицей пахла первая утренняя выпечка в кофейне внизу. Хитч не пил коричневую бурду и не ел сладкого, но запах корицы ему нравился, и он жадно втягивал его ноздрями каждое утро. Встав, он выполнял стандартный набор упражнений, потому что просто не мог представить, как можно встать и не выполнить их. Затем карманный тайфун в гигиенической кабине и — скорее на простор. Там Хитч утренней упругой походкой шёл по ленивому серпантину бонвильских улочек, сползавших к тому, что определяло всю жизнь города. В просвете между опрятными зданиями гостиниц виднелось — синея, зеленея, розовея, лиловея в зависимости от времени суток и времени года — ежедневное чудо. Когда он увидел его впервые, у него от восторга спазмом сжало желудок. Безграничная могучая масса воды, живая и подвижная, доступная всем и не принадлежащая никому. Это так сильно отличалось от тех мест, где прошла предыдущая жизнь Хитча. Там каждая капля воды обычно имела владельца и точную стоимость. Волны плавно катились, чтобы с шорохом набежать на рыжий песок и отступить, оставив остро пахнущие пучки бурых водорослей. Но ещё острее пахло на рыбном рынке, куда в один из первых дней Хитч забрёл случайно, а потом уже целенаправленно ходил каждое утро. Здесь на предпоследней остановке в своей жизни ожидали покупателей разнообразные обитатели моря: рыбы всех форм, цветов и калибров смотрели с лотков круглыми глазами, из контейнеров с водой высовывали клешни, щупальца, шипы, панцири морские гады, которых Хитч ни за что не стал бы даже пробовать. Он всегда брал какую-то мелкую рыбёшку, запечённую на углях, настолько нежную, что она таяла и, казалось, сразу всасывалась в язык, нёбо и щёки, даже не доходя до желудка. Запивал её Хитч крепчайшим и обжигающе горячим рыбным бульоном с пряностями. Позавтракав, он шёл на своё самое любимое в мире место.
Долго шлёпая босыми ногами вдоль линии прибоя по проседающему песку, он брёл до самого края пляжа, где обрывалось лежбище туристов и в воду вдавалось вздыбившееся скальное основание. Чёрные базальтовые складки, зализанные волнами, не были острыми, и на них можно было забраться и, ловко балансируя, продвинуться на несколько десятков метров. Там прятался маленький закуток размером десять на десять шагов, укрытый с трёх сторон каменными стенами. Хитч, спрыгнув, садился на мелкий золотистый песок и замирал на несколько часов, неотрывно глядя на простиравшийся перед ним океан. Он смотрел, как волны набегают на берег и откатываются обратно, и ни о чём не думал, ничего не вспоминал, ничего не хотел. Он сам становился на время этими волнами, этим песком, ветром, птицами, водой и небом. А того, что в обычной жизни он по привычке называл Хитчем, в этот момент нигде не было, ни снаружи, ни внутри.
Тень от скалы за спиной, в которой он укрывался, постепенно укорачивалась и исчезала, нещадно жгло макушку светило, по спине тёк пот. Тогда Хитч поднимался и брёл обратно в город. Там он обедал всегда в одном и том же ресторанчике, заказывая блюдо дня. Потом возвращался в берлогу и заваливался спать. Когда сиеста заканчивалась, он вставал, умывался и опять шёл к океану, чтобы посмотреть, как пунцовый диск светила медленно, но неудержимо уползает за горизонт. На пляже в эти моменты всегда было многолюдно: кто-то просто сидел на песке, как Хитч, кто-то танцевал или пел, кто-то медитировал. Досмотрев закат, Хитч покидал пляж, двигаясь в толпе туристов, как рыба сквозь водоросли, шёл в бар «У Барри», садился на крайний слева стул у стойки и заказывал коктейль «Змеиная кровь».
Мягчайший бонвильский климат маскировал смену времён года. Просто бывало чуть жарче, чуть прохладнее, иногда моросил лёгкий ласковый дождик. Раза три или четыре случался шторм, который не позволял спокойно посидеть на берегу, и в эти дни Хитч был раздражителен, плохо спал, ночью в голову лезли те воспоминания, от которых он сбежал на эту далекую планету. Он давно потерял счёт дням, неотличимым друг от друга, как волны океана. И вдруг, в очередной раз заказывая в баре очередной коктейль, он услышал, что это уже его пятисотый заказ. Само слово «пятисотый» поразило и даже почему-то напугало его. Оно означало, что Хитч ходит к Барри уже больше года, тогда как ему казалось, что он живёт в Бонвиле месяца два-три от силы. Этого года как будто бы и не было в его жизни, а значит не было и самого Хитча. В голове начала формироваться смутная мысль, будто он на год умер, а сейчас вдруг воскрес, вдруг очнулся… Но додумать её Хитч не успел, потому что в бар ворвались пять бандитов. Хитч моментально переключился в боевой режим и раскидал их, даже не сбив дыхания. Но когда последний враг, отлетев, шмякнулся о стену и сполз безжизненной массой на пол, Хитч ощутил себя по-настоящему живым. Он был действительно активный и действующий. Прежний. Больше всего это ощущение было похоже на пробуждение ото сна. И Хитч совсем не хотел заснуть снова. Впрочем, ему бы уже и не дали. Псы уже шли по его следу. Связываться с ними не стоит. Однако прежде, чем