Сейчас я много думаю о том, что именно приводит нас к тем или иным результатам, итогам. О том, что начало романа всегда определяет его конец, какая бы ни лежала между ними пропасть. Каждый день в мире случается что-либо, противоречащее нашим представлениям о разумном ходе вещей. Одиночная камера, где я сейчас ожидаю суда, дает достаточно времени для размышлений. Некоторые из них принимают форму монологов моих героев. Я не тороплюсь с выводами. Достаточно и того, что сказал в свое время имам Ниматулла:

То, что ты называешь жизнью, — лишь ближний удел преисподней. Огонь пожирает тебя и в минуты любви сладчайшей. Когда же поистине кончатся адские муки и срок свой избудешь,

Вернешься туда, откуда не будет возврата.

Не думай, что грех твой безмерно тяжел и страдания вечны,

Пусть даже в аду не бывает ни года, ни века. Воля Аллаха тебя поместила на грешную землю, Милость Аллаха от жизни страдальца избавит.

Вы любите китайскую еду? Многие люди думают точно так же.

Кириллу тридцать два года. У него красивое тонкое лицо с аккуратным мышиным хвостиком эспаньолки на подбородке. Подбородок портит Кирилла, скошенный и жирноватый. Кирилл вертит в руках толстостенный стакан, в котором плещется «Джек Дэниэлс», позвякивая льдом. На правой его руке — еще не потемневшее, яркое обручальное кольцо. Светильник, спущенный низко над столом, освещает наши две лысины, его и мою. Моя голова выбрита почти наголо, череп крупный, выразительной формы. Кирилл пытается спрятать свою лысину, тщательно зализав волосы гелем. У него черная вьющаяся шевелюра, голубые глаза и новая супруга-фотомодель. Наш столик застлан темно-красной, цвета давленой смородины, атласной скатертью, на нем — приборы и белые салфетки. Ресторан почти пуст, полутемен и кажется таинственным. В синеватом сумраке видны китайские ширмы с драконами, огоньки свечей и смазанные профили нескольких поздних посетителей. За окном беззвучно проносятся в потоках света ночные автомобили. Две проститутки в коротких кожаных юбках курят у дорожного знака и отпивают по очереди колу из пластиковой бутылки. В ресторане прохладно, но мой пиджак после двух виски кажется мне неудобным. Я снимаю пиджак, вешаю его на спинку лакированного черного стула и остаюсь в белой тишотке с надписью «Lonsdale». Кирилл делает глоток, достает пачку «Мальборо-лайтс», нервно перекатывает в пальцах длинную, стомиллиметровую сигарету, сует в рот. Плотно ухватив губами, прикуривает.

— Что у нас сегодня? Понедельник? — спрашивает он. Я киваю. — В пятницу придет заказчик. Я бы хотел обо всем переговорить заранее.

— Говори.

Ярко-голубые глаза Кирилла снуют по столу, как бы в поисках какого-то мелкого предмета, хлебной крошки, например. Меня это немного раздражает. Мой друг нервничает.

— Очень серьезный человек, понимаешь?

— Или бандит, или депутат, — отвечаю я. — Или два в одном.

— Не угадал. — Кирилл глубоко, до кашля, затягивается, долго пережевывает дым. — В общем, не важно. Нужно будет сделать одну работу. Так получается, что сделать ее можешь только ты.

— Почему? — Мне не очень нравится, как обстоят дела. Я внимательно гляжу на Кирилла.

— Ну, во-первых, потому что я тебе доверяю. А во-вторых, в нашей конторе сделать это больше некому. Ты — лучший. Если бы не ты, конторы бы не было.

— Спасибо, — киваю я, — за комплимент. Так что ему нужно, этому твоему серьезному человеку?

Девушка с непроницаемым татарским лицом, раскрашенным до состояния маски, приносит два блюда пекинской утки. Мелко нарубленное мясо перемешано с овощами. Рагу какое-то, а не нормальная птица. К ней полагается салат с замысловатым названием «Дракон спускается по бамбуковой лестнице». Никогда не знаешь, чего они намешают в свои блюда, китайцы. Заказ делал Кирилл. У меня нет времени ходить в рестораны. Особенно такие.

— В одном банке на Азорских островах у людей зависли большие деньги. Счет, как ты сам понимаешь, приватный. Он заблокирован. Не знаю почему, я не вникал. Короче говоря, нужно вытащить деньги оттуда. Вот так.

Я распечатываю дурацкие палочки, закатанные в пластик, — пользоваться ими не умею. Со стороны, наверное, выглядит смешно, как я ими пытаюсь подцепить скользкий кусок утки. Наконец это удается — нюхаю, отправляю в рот. Острая, пряная, гадкая мешанина. Лучше бы заказать обычный стейк в обычном заведении. Отхлебываю виски. Оно уже не холодное, лед растаял.

— Ты что, шутишь?

— Нет.

Пожимаю плечами:

— Кирюха, я этим заниматься не буду.

— Почему?! — Он сразу вспыхивает, как девушка. Заливается румянцем. Когда Кирилл волнуется, у него всегда румянец во всю щеку. И уши розовеют. Еще с детства.

— Я не Кевин Митник. И не хочу связываться со всяким дерьмом. Пусть другие грабят банки, Кирюха, мне это не надо. И тебе в это влазить не советую. Хочешь, чтобы тебе башку отстрелили, да? И мне заодно?

Он молчит, барабанит палочками по столу — в школьном ВИА когда-то мой друг лабал на ударных. Сигарета торчит в зубах — уже пепла насыпал на чистую скатерть. Руки заняты пепел стряхивать.

— Забудь, — говорю я. — Давай лучше есть. А серьезный человек пусть идет в жопу.

— Это мы с тобой пойдем в жопу, — мрачно отвечает он, не прикоснувшись к китайской птице. — Он знаешь откуда? — Кирилл суетливо и испуганно перемещает зрачки вверх, на то место, где к потолку крепился светильник. — Оттуда. Он полковник.

— Ты чего, Солженицына перечитался? — улыбаюсь я и демонстративно жру свою утку. — Думаешь, на «воронке» приедут и заберут?

Кирилл внимательно разглядывает циферблат своего тяжелого, как бабушкин будильник, швейцарского хронографа. Там, на циферблате, куча дополнительных табло и маленьких стрелок. Может, они ему показывают верное направление жизни, не знаю.

— Он — наша «крыша», ясно?

— Чего-о?

— Того.

— Почему я об этом ничего не знаю? — Вытираю рот салфеткой, швыряю белый комок на середину стола. Комок шевелится, как живой кролик. — А чего я еще не знаю?

— Послушай, — говорит он, потупясь, не поднимая глаз, красный весь как рак. — Мы же с тобой друзья. Помнишь, как яблоки вместе воровали, как… Ладно. А как фирму придумали, помнишь? Сидели в детском садике, в подсобке. На каких машинах работали… «Четверка» — за счастье… И не было у нас с тобой ни денег, ни хрена — только умные головы. Твоя и моя.

— Да-а, сначала кололи Windows три одиннадцать, потом шестую «винду»… Молодость.

— Вот и весь был бизнес! — Кирилл одним махом допил виски и зло грохнул стаканом о стол. — Колоть лицензионные диски и толкать, колоть и толкать… А теперь — сорок человек в конторе, офис в центре, контракт с Силиконовой долиной! Ты на что свою «шкоду» затруханную поменял?