Дождавшись утра, Сацевич позвонил партийному лидеру на дачу.Трубку взял начальник охраны и сообщил, что Евгений Николаевич еще спит. Докторне стал по телефону излагать суть проблемы, только сказал, что дело оченьсрочное и может иметь прямое отношение к трагическим событиям в пресс-центре.

– Вы приедете сами? Или прислать за вами машину? – спросилГеннадий Егорович.

Поскольку Сацевич успел после ночного дежурства взбодритьсебя большой рюмкой коньяка, он предпочел, чтобы прислали машину. Через час он ужеподнимался на крыльцо загородного дома Рязанцева.

Встретивший доктора охранник попросил подождать на веранде.Тут же появилась толстая женщина в спортивном костюме и предложила чай иликофе. Сацевич скромно признался, что еще не завтракал и с удовольствием выпьеткрепкого кофейку. Когда женщина удалилась, он от нечего делать принялся листатьсвежие газеты, сваленные на журнальном столе, и наткнулся на информацию обубийстве Виктории Кравцовой и гражданина Америки Томаса Бриттена.

Газета была безусловно “желтая” и скандальная. Половинупервой полосы занимала цветная фотография, на которой Рязанцева запечатлеливместе с яркой холеной шатенкой и широкоплечим мужественным господином(аккуратный седой бобрик, очки в тонкой оправе). Под фотографией была потрясающаяпо остроумию подпись:

"Богатые тоже плачут”. Никто из троих, пойманных наглойкамерой светского репортера, не плакал, но ниже объяснялось, что для партийноголидера безвременная гибель красавицы пресс-секретаря, да еще в компании самериканским коллегой – тяжелая личная драма. Недаром он исчез из прямого эфирасразу после анонимного звонка, и не случайно все окружено такой страшнойсекретностью. Все, кто мог бы пролить свет на это двойное убийство, –пресс-центры МВД и ФСБ, сотрудники американского посольства, люди из окруженияРязанцева – категорически отказываются говорить с журналистами. У всех толькоодин ответ: “Без комментариев”.

Доктор сочувственно хмыкнул и мысленно поздравил себя с тем,что не является столь популярной личностью и что каждый его шаг несопровождается жадным клацаньем фотокамер и наглыми двусмысленными вопросами.

За господином Рязанцевым давно и прочно закрепиласьрепутация гульбуна, бабника. На нее работали вовсе не факты и даже не слухи, амужская привлекательность, игривый взгляд, кошачья хитрая улыбка. ЕвгенийНиколаевич нравился женщинам, но использовал это свое счастливое качествоисключительно в партийных интересах.

Доктору Сацевичу доводилось лечить от депрессий, запоев,наркозависимости, нервных переутомлений и прочих хворей не только родственниковизвестных людей, но и самих знаменитостей, прежде всего политиков и крупныхбизнесменов. Если бы его спросили, возможно ли, что, имея психически больнуюжену, Евгений Николаевич Рязанцев завел себе любовницу, психиатр ответил быоднозначно и уверенно: нет. Только темные обыватели верят в подобные глупости.Во-первых, это огромный риск. Во-вторых, настоящая, высокая политика требуетполнейшей аскезы. Она выматывает, высасывает все соки. Ни на что другое простоне остается сил. Постоянные стрессы, недосыпание и нервные перегрузки неспособствуют мужской потенции. Кому, как не придворному психиатру, знать этупресную правду?

Спортивная толстуха вкатила сервировочный стол, и скромностьзавтрака несколько огорчила Валентина Филипповича. Кроме чашки кофе на столикебыли яйцо, поджаренный хлеб, масло, пара салатных листьев и сыр, нарезанныймелкими кубиками.

Цокая ложкой по яичку, Сацевич попытался на миг представить,что произойдет, если именно сейчас, в связи с двойным убийством и грязныминамеками, в прессу просочится информация о том, где на самом деле находитсясупруга господина Рязанцева, какой у нее диагноз, какие приступы случаются,сколько зафиксировано попыток суицида. И не успел он счистить скорлупу, неуспел дорисовать картину громкого, губительного скандала, как внутренняя дверьоткрылась и на веранде появился сам Евгений Николаевич в сопровожденииначальника охраны.

Рязанцев был одет совсем по-домашнему: потертые джинсы,синяя футболка.

– Приятного аппетита, – сказал он, усаживаясь напротивдоктора, и попытался улыбнуться, но получился мучительный нервный оскал.

– Ну, что там у вас произошло? – мрачно поинтересовалсяГеннадий Егорович. В отличие от интеллигентного хозяина, он был груб и резок,не считал нужным даже здороваться. И доктор решил не спускать ему этогохамства.

– Честно говоря, мне бы хотелось обсудить эти сначаланаедине с Евгением Николаевичем, – произнес он, осторожно слизывая с ложкикаплю теплого яичного желтка, – при всем уважении к вам, я не могу говорить притретьем человеке.

Начальник охраны уставился на доктора тяжелым сверлящимвзглядом, но доктор сам был мастером всяких взглядов, и в течение несколькихсекунд оба тщетно дырявили друг друга глазами. Первым сдался охранник. Онотвернулся и злобно буркнул:

– У Евгения Николаевича от меня нет секретов.

– Егорыч, выйди, пожалуйста, – устало вздохнул Рязанцев.

Лицо охранника побагровело.

– Вы плохо себя чувствуете. Вы не спали ночь, – напомнил онхозяину.

– Ничего, – успокоил его Рязанцев, – ко мне ведь некто-нибудь пришел, а доктор. Я хочу остаться с ним вдвоем.

Егорыч удалился, и было видно, что он едва сдержался, чтобыне хлопнуть дверью.

– Не удивлюсь, если он будет подслушивать, – прошепталСацевич.

– Это его работа, – пожал плечами Рязанцев.

– Вы ему полностью доверяете? – доктор впервые внимательновзглянул на Рязанцева, заметил следы бессонницы и долгих, тяжелых слез.

«А может, и не врет желтая газетенка? – подумал он. – Может,я, старый дурак, ошибаюсь, и была у него любовь с красавицей пресс-секретарем?»

– Кому же мне доверять, как не руководителю службыбезопасности? – криво усмехнулся Рязанцев.

– Это верно, – кивнул доктор, – но все-таки я на вашем местене стал бы подпускать чужих так близко к своим семейным проблемам.

– Именно его? Или вообще никого?

– Ну, никого – это было бы идеально, – улыбнулся доктор. –Ладно, давайте я расскажу, почему решил побеспокоить вас.

Рязанцев выслушал, не перебивая, не задавая вопросов. Головаего была низко опущена, и только пальцы все время двигались, щелкали застежкойбраслета от часов.

– То есть получается, что мне в прямой эфир и моей жене вбольницу звонил один и тот же человек? – уточнил он равнодушным, тусклымголосом и потянулся за сигаретами.

– Получается еще неприятней, – печально улыбнулся Сацевич, –этот человек имел возможность передать ей телефон. Если вы помните, мы с самогоначала решили, что телефоном ей лучше не пользоваться. Кто из ваших домашнихзнает, где находится Галина Дмитриевна?