– Соратники не станут тыкать в него пальцем, –пожала я плечами. – По крайней мере, приличия будут соблюдены. А для Дедаэто важно. На работе я останусь Рязанцевой, а в остальное время Тагаевой.По-моему, это разумно, – добавила я. – В знак большой благодарностиза жест доброй воли с твоей стороны обязуюсь не лезть в твои дела. Повозможности, – закончила я со вздохом. – То есть я, конечно, полезу,но до определенных пределов и только с твоего согласия.

– Мы что, торгуемся? – усмехнулся Тимур, а якивнула:

– Вроде того.

– Черт с ним, – махнул он рукой, и я сталаобладательницей двойной фамилии, о чем широкая общественность так и не узнала.Мое желание не соваться куда не просят, было вознаграждено: Тимур не настаивал,чтобы я избавилась от прежних привычек, и раз в две недели, а бывало и чаще, яотправлялась на встречу с Лялиным и Вешняковым – пивка попить, умных людейпослушать. Вот так, ко всеобщей радости, мы преодолели все препятствия, с чем ясебя и поздравила. Мой пес быстро привык к новому жилищу, граждане в доме сколоннами, где обосновался Дед, вскоре успокоились, раз ничего особовыдающегося не происходило. Однако поздравить себя с началом новой жизни я неспешила, продолжая чего-то ждать. Впрочем, душой кривить не следует: ждала я,конечно, Лукьянова. Ответного шага, звонка, намека, чего угодно. Я надеялась,что он исчез так же внезапно, как и появился когда-то, да вот беда, не могла вэто поверить. Или не хотела?

В ту пятницу я ехала на работу, беспричинно улыбаясь. Послесумрачных дней конца марта вдруг запахло весной. Светило солнце, грязный снегна обочине дороги больше не вызывал раздражения, потому что стало ясно: этоненадолго. Еще чуть-чуть, и весна станет здесь полноправной хозяйкой, а сприходом весны люди чувствуют себя счастливыми просто так, оттого что солнцесветит, и я в этом смысле не исключение.

Бросив машину на стоянке, я направилась в свой кабинет,размышляя о том, что в такую распрекрасную погоду тратить время на возню сбумажками просто грех. Однако, вспомнив, что платят мне зарплату не за подобныемысли, а за доблестный труд, я уткнулась в компьютер, сделала несколькозвонков, назначила пару встреч и поздравила себя с тем, что смогла-такисотворить нечто полезное, весьма в этой полезности сомневаясь. Потом подумала,что не худо бы выпить чаю, и отправилась к Ритке. На самом деле я просто решиладать себе поблажку и на время отлынить от работы.

Ритка царственно восседала в приемной Деда. К работодателюона всегда относилась с уважением, которого он, безусловно, заслуживал, и слюбовью, которая временами меня поражала. Дед слыл покорителем женских сердец,совершенно справедливо, кстати, ибо количество его избранниц давно перевалилоза сотню. Но Ритки в этом длинном списке не было, о чем мне доподлинноизвестно. Как-то шутя я задала Деду вопрос: с какой такой стати он обошел еевниманием? Ответ не замедлил последовать, причем ответил он серьезно: «Ритапрекрасный работник и человек хороший». Я скроила скорбную мину, намекая наневысказанный вопрос, это что же получается: Дед из всех баб выбирал лишьникудышных работников и скверных людей? Но, поразмышляв немного, вынуждена быласогласиться с его логикой: роман был бы весьма непродолжительным, и Дед, скореевсего, лишился бы верного помощника и причинил боль хорошему человеку. СамаРитка объясняла сложившуюся ситуацию еще проще: «И без меня есть кому подолперед ним задирать. Хотя, если б он предложил, я бы не отказалась. Не потому,что начальство уважаю, а потому, что Дед единственный мужик, кто это уважениезаслуживает». – «Звучит несколько витиевато», – съязвила я тогда, аРитка хмыкнула: «А мне плевать, как звучит».

Мы с ней были давними подругами и в нашем серпентариипо-настоящему могли доверять только друг другу, а разногласия в оценкепоступков Деда на этом доверии никак не сказывались.

– Привет, – кивнула Ритка, взглянув на меня. Япокосилась на заветную дверь.

– У себя?

– У себя. Но занят. До 16.30 все расписано, так чтозагляни попозже.

– Я вообще-то чаю хотела выпить.

– Это пожалуйста, – улыбнулась она.

На третьем этаже был бар, но посещала я его нечасто. Ритказаварила чай, поглядывая на меня с сомнением. Наконец произнесла:

– Выглядишь довольной.

– Я не выгляжу, я такая и есть: всем довольная.

– Хорошо, коли так.

– Мне непонятен ваш скептицизм, уважаемая, –хмыкнула я.

– Дед говорит, это твое замужество… – началаРитка.

– Это мое замужество, а не его, так что лучше бы онпомалкивал.

Она вздохнула.

– У тебя правда все хорошо?

– Конечно, правда. Сашка привык к новому жилью, и уменя нет причин жаловаться.

– Хотела тебя на дачу пригласить, – пододвигая мнепеченье, сообщила Ритка. – Но твой Тагаев тебя, поди, не отпустит и сам непоедет.

– Мой Тагаев сегодня уехал в Москву, вернется завтра,ближе к вечеру, так что мы с Сашкой весь день в твоем распоряжении.

– Тогда после работы махнем? – улыбнулась она.

– Махнем, – согласно кивнула я, тут дверь Дедовакабинета распахнулась, и на пороге появился мужик, высокий, подтянутый, смоложавым лицом и едва заметной сединой в роскошной шевелюре. О таких принятоговорить: красавец-мужчина.

– Всего доброго, – приятно улыбнувшись Ритке,сказал он и направился к выходу, чуть задержав взгляд на мне.

– До свидания, – пропела она, с плотоядной улыбкойглядя ему вслед. – Н-да, – добавила со вздохом, когда дверь за нимзакрылась.

– К чему стоит отнести твое скорбное «н-да»? –усмехнулась я.

– Тебе, как новобрачной, этого не понять, –хмыкнула в ответ Ритка. – А я, женщина, не обремененная супружескимсчастьем, смотрю на такое сокровище сцепив зубы. У нас взгляд положить не накого, что тебе хорошо известно, а этот зачастил и меня волнует.

– Ну так и прибери его к рукам, – поддразнила еея. – Чего добру пропадать?

– Репутация у парня: отличный семьянин.

– А ты наплюй на репутацию. Кстати, что за тип?

– Корзухин Владимир Сергеевич, между прочим, говорят,наш будущий мэр.

– Вот как? – подняла я брови. – А нынешний обэтом догадывается?

– Вряд ли, – хихикнула Ритка.