В Сережкиной комнате скрипнула дверь, и он возник на пороге— заспанный, лохматый и бледный.

— Ой, — удивился он, — Ритка, ты мне неприснилась? А может, меня глючит?

— Глючит, — передразнила Рита. — Я это,настоящая. Тебе кофе налить? Или лучше чая, а то нехорошо с похмелья-то?

Сережка громко сглотнул и прислушался к себе.

— Пожалуй, лучше чая, — неуверенно проговорил он искрылся в ванной.

— Ритка, ты только не пропадай! — донеслось сквозьшум душа. — Я ужасно рад тебя видеть!

Рита заварила крепкий чай, себе налила кофе. Всегда у нихтак было: Сережка ей вроде племянник, а жили как брат с сестрой. Когда тетяЛюба привезла ее, шестилетнюю, к себе, Маринки уже не было. Она закончила школуи быстренько упорхнула в Санкт-Петербург якобы поступать в институт. Ни в какойинститут она, конечно, не поступила, как и предсказывала тетя Люба, не те уМаринки были интересы. Зато она выскочила замуж и через год родила Сережку.Через некоторое время с первым своим мужем развелась и стала присылать Сережкуна лето к матери, а поскольку тетя Люба работала, то Сережку воспитывала Рита.С Маринкой они никогда не были близки — редко виделись, двенадцать лет разницы,а с ее сыном всегда были родными, так уж получилось.

Сережка явился из ванной с зализанными мокрыми волосами.Выглядел он гораздо бодрее.

— Слушай, а я бы съел чего-нибудь! — своодушевлением сообщил он.

Остатки еды Рита еще вчера выбросила в мусоропровод — нестала разбираться, что уже испортилось, а что еще можно употребить по прямомуназначению. В холодильнике сиротливо мерзли полпачки масла и четыре яйца.

Сережка пошарил за кухонным столом и с торжествующим крикомизвлек оттуда батон, запаянный в полиэтилен.

— Ну, и сколько лет он там лежит? — скептическиприщурилась Рита.

— Обижаешь, начальник! Позавчера он туда провалился, авсе уже так надрались, что лень нагибаться было.

Рита вскрыла упаковку и критически обнюхала батон:

— Если только тосты сделать…

Через несколько минут яичница, обильно сдобренная перцем,аппетитно скворчала на сковородке. Подсушенные куски батона выпрыгивали изтостера, как чертики из табакерки.

Сережка намазывал тосты неприлично толстым слоем масла,запихивал в рот огромные куски яичницы и выглядел совершенно счастливым Ритавыждала некоторое время и начала воспитательную беседу:

— Ты мою телеграмму получил? — строго спросилаона.

— Получил… Я, понимаешь, Рит, все время помнил, чтотебя нужно встретить, а потом забыл…

— Часто у тебя такое бывает, как вчера? —допрашивала Рита.

— У меня, между прочим, день рождения был, —надулся Сережка. — Восемнадцать лет мне исполнилось, совершеннолетие,между прочим…

— Значит, пьянка эта не вчера началась, —догадалась Рита. — Значит, вы уже три дня гуляли! Сережка, ведь соседижалуются! Ведь и правда в следующий раз милицию вызовут!

— Да знаю я, все знаю, — вздохнул Сережка, —только тоска такая…

Рита вдруг с болью отметила, какой он худой. Длиннаяцыплячья шея жалко торчала из воротника рубашки, он был бледный, и синяки подглазами.

«Восемнадцать лет стукнуло, а все равно мальчишка. Его невоспитывать нужно, а кормить как следует…»

— Ладно, об этом после. Ты хоть помнишь, что бабушкаумерла две недели назад?

— Конечно. Когда ты позвонила, я хотел поехать, толькоденег не было на дорогу… Ты не думай, это все, — он махнул рукой,обозначая вчерашнее, — это ребята организовали, в складчину.

— Слушай, а ты вообще-то на что живешь?

Отец деньги дает?

Первый Маринкин муж, отец Сережки, развелся с ней, когдаСережке было года три. Но деньги на сына давал исправно. Причем чем дальше, тембольше. Рита помнит Маринкины рассказы о том, что Сережкин отец оказалсяделовым, его фирма процветала, и что если бы она, Маринка, в свое время моглатакое предугадать, то никогда бы с таким мужем не развелась. Тетя Люба тихоньконапоминала Рите, что ушел-то муж от Маринки, а не она от него. Вообще все триМаринкиных мужа уходили от нее сами. Но без скандалов и ссор. От третьего уМаринки родилась Лялька. А второго Рита с тетей Любой и не видели никогда —как-то незаметно он пришел и ушел, хорошо, что ребенка не оставил.

Нет, не складывалась у Маринки семейная жизнь, и дело тут нев невезении, а в ней самой.

Так считала тетя Люба. И Рита с ней согласилась после того,как Маринка прислала письмо, где сообщала, что и с третьим мужем она развелась.Теперь уже на лето Сережка привозил маленькую Ляльку. Девчонка была такаяхорошенькая, что незнакомые люди оглядывались на улице и пытались с нейзаговорить. Сама Маринка с детства тоже была хорошенькая и потом очень за собойследила, вот мужики и слетались как мотыльки на свет. И выглядела всегда моложесвоих лет, спокойно могла лет пять убавить, никому бы и в голову не пришлоусомниться. Вот в прошлом году это и сослужило ей службу. Когда ушел третиймуж. Ляльке четыре года было. Маринка тогда неплохо зарабатывала — набензоколонке у финнов. Работа, конечно, тяжелая, утомительная, да ведьобразования-то у Маринки только десять классов, так что нужно и этомурадоваться. Как тетя Люба расстраивалась, что Маринка без образования осталась!Сама я, говорила, всю жизнь в продавщицах, так раньше в торговле другиеотношения были, при всеобщем-то дефиците!

А сейчас кому нужна простая продавщица?

Чуть косо посмотришь на начальство — живо тебя выгонят идругую найдут.

Как в воду тетя Люба глядела: дела у финнов что-то незаладились, бензоколонку у них перекупили и весь персонал уволили. Маринкапомаялась без работы. Деньги кончились, и она совсем было пала духом. А послерешила вдруг «замуж выйти заграницу». Кто уж ее надоумил, неизвестно, а толькоРита с тетей Любой узнали все, когда дело было сделано.

Приезжала Маринка с матерью проститься и Ляльку привезла.Рассказала, что пришло приглашение, какой-то француз откликнулся.

И Ляльку он тоже не против взять. Еще бы ему не согласиться,когда Лялька у них прямо ангелочек: глаза голубые, огромные, волосы светлые,локонами вокруг лица вьются. У самой Маринки волосы тоже хорошие, но гораздотемнее, и глаза серые.

Улетели они, и прислала Маринка только одну открытку, чтовсе прекрасно и подробно она. напишет позже. Так и не написала. А тетя Любаначала болеть, Сережка тоже почти не писал.

И Рите никак нельзя было оставить больную тетку, чтобысъездить в Санкт-Петербург. Да и у нее самой были проблемы в личной жизни, ноуж об этом-то сейчас точно думать нельзя.

— Ритка, да ты меня не слушаешь совсем! — теребилее Сережка. — Ты все о своем думаешь…