лично познакомиться со всеми разведчиками армии. Их было много, очень много. К тому же на войне состав их все время меняется. Однако с некоторыми из бойцов разведывательных подразделений мне довелось встретиться уже в первые дни. И вероятно, имеет смысл рассказать о лучших из них.

Хорошо запомнился мне разведчик 158-й стрелковой дивизии рядовой А. Коршун, который с удивительной находчивостью выбирал наблюдательные пункты. Как правило, он стремился подобраться возможно ближе к противнику, но так, чтобы к НП всегда был обеспечен скрытный подход. Где-то поблизости от Коршуна неизменно находился связной, который мог немедленно доставить в штаб полученные сведения, если они требовали срочного доклада. Было у этого разведчика какое-то особое чутье в отношении выбора объектов для наблюдения.

От небольшой деревеньки, занятой врагом, к выступавшему вперед углом лесу тянулась глубокая траншея. Что происходило в ней, для чего она предназначалась? Установить это было трудно. Вроде бы не пользуются ею фашисты. Но вот Коршун приметил, что только в одном месте нет-нет да и промелькнет голова в каске. Разведчик тут же сообразил, что по каким-то причинам траншея здесь несколько мельче. Сосредоточив свое внимание именно на этом отрезке, он убедился, что вражеские солдаты перемещаются по траншее, которая казалась заброшенной. Мало того, он сумел подсчитать, сколько человек и когда проходят в ту и другую сторону в течение дня. Мелочь? Отнюдь! Именно эти сведения помогли обнаружить два дзота, тщательно замаскированные на опушке леса, установить численность их гарнизонов.

Коршуну не раз удавалось обнаружить наблюдательные пункты противника, его огневые точки, позиции снайперов, на которые в скором времени обрушивался сокрушительный огонь наших орудий и минометов. И зачастую успех приходил к разведчику именно потому, что он, выражаясь его же словами, находил какие-то мелкие зацепки.

Расскажу еще об одном характерном случае. В течение довольно длительного времени на участке, где вел наблюдение Коршун, никак не удавалось захватить пленных. А его доклады свидетельствовали, что подразделение противника, державшее тут оборону, не сменялось. Откуда такая уверенность? После некоторых раздумий я решил сам побывать на месте.

И вот Коршун, которого вызвали в землянку, стал обстоятельно докладывать о результатах своих наблюдений.

Высокий, поджарый, с необычным прищуром внимательных глаз, он говорил неторопливо, солидно:

— Заметил я у блиндажа долговязого гитлеровца, на котором брюки не совсем обычного цвета — желтоватые какие-то. Вот и стал караулить его ежедневно. И сменщикам своим передавал, можно сказать, с рук на руки. Ребята его за эти брюки попугаем еще прозвали. А снайперов тоже попросил, чтобы не трогали этого приметного фрица…

Что ж, дальнейшая логика рассуждений разведчика была ясна. Если «попугай» на месте, значит, подразделение еще не сменилось. Дальнейшая проверка полностью подтвердила правоту разведчика.

Гитлеровцы, разумеется, прекрасно отдавали себе отчет в том, почему, допустим, на позицию артиллерийской батареи вдруг обрушивается шквал исключительно точного, поражающего огня. Все неприятности для врага начинались с разведчиков-наблюдателей. Поэтому фашисты всеми силами стремились обнаружить и уничтожить их. И тут опять на первый план выступала смекалка, находчивость, умение перехитрить врага.

Однажды гитлеровцам удалось засечь наблюдательный пункт разведчика А. Вениамидова. И сразу же по соседству начали рваться мины. Хорошо, что наблюдатель подготовил на всякий случай глубокую щель и успел укрыться в ней. Осколки так и свистели у него над головой. Но визуальную разведку нужно было продолжать. А местность была такова, что широкий обзор открывался только с того самого дерева, которое облюбовал Вениамидов. Как тут поступить?

Разведчик нашел прекрасный выход. Он соорудил чучело и с помощью веревки поднял его на дерево. Фашисты под смех наших бойцов целый день вели огонь по чучелу, принимая его за наблюдателя. Лишь позже они убедились в своей ошибке. На другой же день на ветвях вместо чучела уже сидел сам Вениамидов, на несколько километров в глубину просматривая вражескую оборону. Гитлеровцы не беспокоили его, считая, что мы продолжаем разыгрывать вчерашнюю комедию.

Данные визуального наблюдения, какими бы краткими и незначительными ни представлялись они на первый взгляд, давали нам ценнейшую информацию. На картах появлялись все новые и новые условные знаки, обозначающие места расположения огневых точек, дзотов, блиндажей и укрытий, надписи, свидетельствующие о том, что этот участок обороны занимают такие-то части и подразделения. Однако визуальное наблюдение можно было вести только днем. Понимая это, противник многие перегруппировки совершал ночью.

В темную пору разведчики подбирались, насколько это было возможно, к окопам врага. И хотя увидеть что-либо удавалось редко, данные дневного наблюдения существенно уточнялись на слух. Что касается расположения огневых точек, то они легко обнаруживались по вспышкам выстрелов.

Много ночей провел в непосредственной близости от вражеских позиций сержант Н. Уваров. Он слышал разговор, стуки, шорохи. По ним разведчик составил приблизительное мнение о количестве солдат, находившихся перед ним в траншее. А однажды он доложил о том, что фашисты заканчивают сооружение нового дзота. В этот день я как раз находился в полку, где служил Уваров.

— Как же вы обнаружили новый дзот? — спросил я.

Сержант совсем по-мальчишески шмыгнул носом. Дескать, что за вопрос!

— Очень просто. Ночью, когда тихо, знаете как здорово слышно все! И вот, где-то на порядочном расстоянии, удары топора по дереву, потом визг пилы. Зачем, спрашивается, фрицам лес валить?

— Там, может, дрова для кухонь заготавливали?

— Не-ет! — с хитрецой протянул Уваров. — После того был слышен скрип повозок. Потом ругались. Должно, матерились по-своему. Потом — стук, бревна на землю скидывали у самого передка. Выходит, стройку затевают. А что тут строить? Не кинотеатр же?

— Наверное, баню затеяли строить, — с трудом сдерживая улыбку, подсказал я. — Баню, а ты говоришь — дзот.

На лице Уварова одновременно появились и огорчение, и удивление.

— Да вы что, товарищ майор? Кто же баню на передовой строит? Тут и так жару поддают. Вы бы стали строить ее у первой траншеи? Вот то-то и оно. А немец пе глупее нас с вами.

Очень хотелось крепко обнять, расцеловать этого смышленого паренька, который каждую ночь подбирался почти к самым вражеским окопам, причем видел в этом обычную работу войскового разведчика.

А еще через несколько дней мы вновь получили от сержанта Уварова, пожалуй, еще более важные сведения. Он, как обычно, с наступлением темноты выдвинулся к переднему краю обороны противника. Вскоре после полуночи услышал приглушенные команды. Ему удалось различить силуэты солдат, которые выбирались из окопов, собирались группами и уходили в тыл. Почти одновременно такие же группы двигались навстречу им.

Когда донесение об этом поступило к нам в разведывательный отдел армии, мы серьезно задумались. Что происходит по ту сторону фронта? Обычная