— Бумазей-Мурашкин.

— …отменить. Сейчас его порочные наклонности отходят на второй план.

— Точнее сказать, на задний, — вставила Анна Иоанновна по громкой связи.

Тарас хмыкнул.

— Бумазей-Мурашкин… Уже за одну такую фамилию расстреливать надо, — с особой ненавистью сказала Анна Иоанновна.

Я вспомнил, что когда-то ее предки служили в НКВД. Как по отцовской, так и по материнской линии.

* * *

В дверях Туманян пробормотал себе под нос какую-то фразу по-армянски.

— Простите? — не разобрал я.

— Надо бы взвеситься, — озабоченно сказал главный космический защитник, страдавший некоторым избытком «массы покоя», как он выражался.

— Не обязательно. Скоро килограммы посыплются сами по себе.

— А! Да, правильно. Черт побери, имеет ли теперь смысл заботиться о здоровье-то, а?

Я покрутил головой. Воротничок белой официальной рубашки показался очень тесным. Галстук давил на сонные артерии. В ушах шумело. Спина взмокла в том самом месте, где отпечатался двуглавый орел. И почему-то тошнило.

— Что, ущипнуть? — усмехнулся Туманян.

— А вас?

Генерал сокрушенно вздохнул.

— У меня уже синяки есть.

— Армению, может, и не зацепит, — без особой уверенности сказал я.

— Э! — Туманян махнул рукой. — Арарата у нас давно уже нет. Арарат сбежал за границу. Так что будем надеяться не на ковчег библейской постройки, а на ракеты российского производства. Сивухин!

— Я!

— Вези-ка меня, ара Сивухин, в штаб. Сам вези. Быстро вези. Так быстро, как ты любишь.

— А ГИБДД?

— А плевать на ГИБДД. Ставь мигалку.

— А с удовольствием, — бодро сказал Сивухин. — Черт побери…

Но глаза у него были невеселые. Почуял что-то парень. Должность адъютанта делает человека очень-очень проницательным. Это я по себе знаю.

…Удар, скрежет, кроваво-красное мигание ламп. Потом — мгновения растерянной тишины. Затем отработанная до автоматизма реакция:

— Доложить обстановку!

— Давление в отсеках нормальное. Сбоев в работе контролирующих систем нет.

— Наружный обзор!

Из корабля выросла штанга с широкоугольными объективами. Они показали весьма примечательную картинку. На лобовой поверхности основного модуля появилась длинная борозда, будто оставленная когтем дракона. Листы титана по ее ходу оказались смятыми, частично оплавленными, а в самом конце трека — еще и вывороченными наружу.

— Почему мы не теряем воздух?

— Внутренняя обшивка выдержала.

— Метеор прошелся по касательной.

— Повезло…

Включился компьютер.

— Внимание! Код три-тринадцать. Общая проверка корабля. Общая проверка корабля. Режим — автоматический. Код три-тринадцать. Просьба к членам экипажа…

Эдвин махнул рукой.

— Ладно, проехали. Джо, выключай.

— Проехали? Метеор мы проехали. Только есть ведь и другая проблема. Босс?

Босс… К этому вопросу Эдвин Стаффорд, полковник ВВС США и командир международного межпланетного корабля «Одиссей», готов не был. Хотя имел твердую инструктивную базу. Причем, с несколькими вариантами ответа. Что и вызывало затруднения.

А дело заключалось в том, что ММК «Одиссей» угодил в неизвестный метеорный поток. Поток встретился слабый, камней больше не попадалось, да и не ожидалось; камень — штука вредная, но заповедная. Требуется исключительное невезение, чтобы его встретить. Потому что космос — он большой.

После камня, как и полагается по законам статистики, летели одни пылевые частицы. Но если каждую минуту на поверхности корабля вспыхивает слабая искра, в душах героев космоса не может быть радости. «Одиссей» столкнулся с весьма крупным обломком, и при этом отделался легко, скользящим ударом. Потому что летел боком вперед, то есть к Марсу. При этом диск основного модуля был обращен в сторону Солнца. Так освещаемая поверхность получалась максимальной, и ММК мог в полной мере использовать свои солнечные батареи. Но подобная ориентация в пылевом потоке усиливала риск повреждений из-за большой площади атаки.

Между тем, специалисты NASA давным-давно подсчитали, что едва ли не половина поломок в космосе происходит по вине микрометеоров. Близкую цифру давали и специалисты из ИКИ — русского института космических исследований.

— Так что же будем делать, босс? — нудным тоном переспросил Григорий Шустов, второй пилот.

Эдвин взглянул на экран радара.

— Поток встречно-боковой. Ширина неизвестна. Торможение увеличит время его пересечения. Из-за этого опасность нового удара увеличится.

— Следовательно, тормозиться не будем?

Эдвин взглянул на курсовой экран. Там красовался большой оранжевый диск. Как говорится, «в полный рост». До него оставалось меньше недели инерционного полета. По космическим меркам — рукой подать.

Марс был повернут своим западным полушарием. Невооруженным глазом прекрасно различались и обе полярные шапки, и области со звучными названиями Аргир, Тарсис, долина Маринера, Эллас, Ниргал, другие характерные образования марсианской поверхности. Детали, завораживающие, загадочные и необъяснимо притягательные для землян. Сотни лет люди изучали их сначала при помощи телескопов, затем — посредством автоматических зондов. И наконец пришла пора прямого знакомства с красной планетой. Для этого на орбите Земли собрали, снарядили огромный, баснословно дорогой корабль, все рассчитали, почти прилетели, и вдруг, под самый занавес, — этакий сюрприз.

Эдвин качнул головой.

— Следовательно, тормозиться не будем. Отправляйте робота-сварщика для ремонта обшивки.

— Ну а дальше-то что? Какой частью корабля будем рисковать? — спросил Большой Джо.

Он задал еще один вопрос, который вертелся на языке у всех. Вопрос весьма непростой, поскольку лишних частей у космического корабля нет, а отвечать на этот вопрос предстояло самостоятельно, поскольку из-за большого расстояния обмен радиограммами с Землей отнял бы слишком много времени.

Международный межпланетный корабль «Одиссей» представлял собой диск, насаженный на длинную трубу. В диске, который русские именовали смешным словечком blin, находились жилые помещения, пост управления, научные приборы, оранжерея и основные запасы. А на дальнем конце трубы располагался ядерный реактор главного двигателя. Для защиты от его излучений поперек трубы проходила толстая антирадиационная плита. Напрашивалось решение лететь хвостом вперед, прикрывшись этим щитом. Однако в таком случае «Одиссею» предстояло резать пылевой поток своими маршевыми дюзами. И, что особенно волнительно, — шарообразным корпусом уранового «котла». Между тем, даже малое повреждение реактора или контролирующих систем могло породить весьма серьезные проблемы. Про большое повреждение и думать не хотелось.