– Они живы, – успокоил Рейвич, возвращая руку под одеяло. – Это просто снотворное.

– Зачем ты это сделал?

– Я тоже хотел спросить, – сказал Таннер.

– Они нарушали симметрию. Теперь вы остались вдвоем. Идеальное завершение вашей «Игры». – Он склонил лысую голову в мою сторону. – Согласитесь, простота – лучшая красота.

– Что вам нужно? – осведомился Таннер.

– Я уже получил все, что хотел. Вы двое, в одном зале.

– Похоже, вы от меня кое-что скрыли? – сказал я.

– Ну, скажем… сведения, которые я добыл перед тем, как покинуть Окраину Неба. Весьма любопытные.

Рейвич снова высунул из-под одеяла пистолет, на этот раз целясь в Таннера. Точность прицела оставляла желать лучшего, но жест произвел должный эффект: Таннер попятился. Теперь мы стояли на равном расстоянии от кресла.

– Почему бы вам не поделиться своими воспоминаниями? – продолжал Рейвич. – А я заполню пробелы. – Он кивнул Таннеру. – Вы первый.

– С чего мне начать?

– Можно с гибели жены Кагуэллы, поскольку это ваша вина.

Почему-то мне вдруг захотелось защитить Таннера.

– Он убил ее не нарочно. Пытался спасти ей жизнь.

– Ну и что? – презрительно фыркнул Таннер. – Я сделал то, что должен был сделать.

– Но, к несчастью, вы промахнулись, – подсказал Рейвич.

Казалось, Таннер не слышал, он продолжал вспоминать вслух:

– Может, промахнулся, а может, и нет. Допустим, я сам решил убить ее – она никогда не стала бы моей.

– Нет, – вмешался я. – Это было совсем не так. Ты пытался спасти ее…

Будь я проклят, если знаю это наверняка.

– В общем, я понял, что Гитте конец, – продолжал Таннер. – Однако Кагуэллу можно было спасти. Он получил не слишком тяжелую рану. Поэтому я подключил их обоих к системам жизнеобеспечения и отвез в Дом Рептилий.

Я невольно кивнул, вспоминая тот адски долгий путь через джунгли, когда мне приходилось справляться с болью в культе. Хотя на самом деле это был не я… Это был Таннер, и я знал о случившемся только из его воспоминаний…

– Когда я вернулся, люди Кагуэллы, которые оставались в Доме, встретили меня и забрали тела. Они сделали для Гитты все, что могли, хотя и понимали: это бессмысленно. Кагуэлла пробыл несколько дней в коме, но в конце концов выкарабкался. Впрочем, он почти напрочь лишился памяти.

Я вспомнил, как очнулся от долгого мертвого сна, задыхаясь от страха. Тогда я сознавал только одно: что-то пронзило меня насквозь. Никаких подробностей восстановить не удавалось. Я позвал Таннера. Мне сообщили, что он ранен, но жив. Про Гитту никто ничего не сказал.

– Таннер пришел навестить меня, – сказал я, перехватывая инициативу. – Я увидел, что он потерял ступню, и догадался: с нами случилось нечто ужасное. Но я ничего не помнил, кроме того, как мы отправились на север, чтобы устроить засаду на отряд Рейвича.

– Ты попросил привести Гитту. Все-таки помнил, что она находилась с нами.

Обрывки давно забытого разговора начали всплывать в памяти, словно высвобождаясь из тугой паутины.

– И ты выложил мне все. Мог бы солгать – придумать что-нибудь в свою защиту, сказать, что ее убил боец Рейвича. Но не солгал. Ты объяснил, как было на самом деле.

– Какой смысл лгать? – пожал плечами Таннер. – Ты все равно вспомнил бы.

– Но ты должен был знать.

– Что именно? – спросил Рейвич.

– Что я убью его за это, – ответил я ему.

– А-а, – протянул Рейвич, и из динамика модуля послышался мягкий бесстрастный смешок. – Мы почти добрались до сути проблемы.

– Я не думал, что ты убьешь меня, – сказал Таннер. – Думал, простишь. Мне даже казалось, что твое прощение не понадобится.

– Наверное, ты слишком плохо меня знал.

– Возможно.

Рейвич похлопал свободной рукой по подлокотнику кресла, щелкая почерневшими ногтями по резному металлу.

– Значит, вы приказали его убить, – произнес он, обратив ко мне безглазое лицо. – И выбрали способ, который мог заодно удовлетворить вашу основную страсть.

– Я не очень хорошо это помню, – сказал я.

И это была почти правда.

Я помнил, как смотрел сверху вниз на Таннера, ползавшего в белой камере без потолка. Я помнил, как он понемногу осознавал происходящее, как чувствовал опасность и догадывался, что он здесь не один. Что в этом замкнутом пространстве есть кто-то еще.

– Расскажите, что помните вы, – попросил Рейвич, обращаясь к Таннеру.

– Помню, как эта тварь сожрала меня заживо. Поверьте, такое не скоро забудешь.

Таннер говорил ровным, невыразительным голосом, чем-то похожим на синтезированный голос Рейвича.

И тут я вспомнил.

Гамадриада издохла почти мгновенно. Ее убили вещества, содержащиеся в организме каждого человека и несовместимые с ее метаболизмом. Змея подергалась и свернулась, точно пустой пожарный шланг.

– Мы распороли ей брюхо, – сказал я. – Извлекли Таннера из ее глотки. Он не дышал, но сердце еще билось.

– Вы могли прикончить его на месте, – сказал Рейвич. – Кинжал в сердце, и делу конец. Но вам нужно было кое-что у него получить, правильно?

– Мне нужна была его личность. И прежде всего память. Поэтому пришлось надеть на него медицинский жилет. Я поддерживал в Таннере жизнь, пока готовили трал.

– Для чего?

– Чтобы выследить вас, Рейвич. Я уже знал, что вы покинули планету, что вскоре вы будете на борту субсветовика, летящего до Йеллоустона. Я наказал Таннера. Предстояло сделать то же и с вами в память о Гитте. Но для этого мне требовалось стать Таннером.

– На этой планете вы могли бы стать кем угодно.

– Мне требовались его навыки. – Я перевел дыхание. – Это не должно было остаться навсегда. Я подавлял свою настоящую личность, пока не оказался на борту корабля. Воспоминания Таннера должны были постепенно рассеяться, оставив после себя отдельные фрагменты. Они сохранились до сих пор, но уже не путаются с моими.

– А другие ваши секреты?

– Вы о глазах? Да, такое скрыть непросто. Впрочем, эксперимент удался. Но генетические изменения уже сошли на нет. Возможно, так и было задумано.

– Кое-что вы все-таки забыли. –