Плотная завеса тайны традиционно окружала гарем. В Европе широкая публика узнала о нем только в начале XVIII века, когда французский востоковед Антуан Галлан перевел и опубликовал «Тысячу и одну ночь». Кутузов нарушил табу и едва не поплатился жизнью за это. Ведь, согласно исламской морали, дерзкого чужеземца, к тому же христианина, проникшего в гарем султана, надлежало казнить. Русского посла спас старший евнух, командующий охраной гарема. Он, пропустивший Кутузова за гигантскую мзду, заявил султану, что дипломат на самом деле – «главный евнух двора Екатерины Великой». Неизвестно, поверил ли по-настоящему в это Селим, но сделал вид, что поверил.

Любопытно, что эта экзотическая строка в биографии замечательного полководца, много раз раненного, битого, нашла своеобразное отражение в символике секты скопцов, существовавшей в России с XVII столетия. (О них, кстати, рассказывает Александр Дюма-отец в своих путевых записках «Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию»). У этих «агнцев Божьих» портрет Кутузова, «тайного скопца» – как утверждали эти «белые голуби», – почитался наравне с иконой Христа.

Вернувшись с триумфом в Санкт-Петербург, Михаил Кутузов рассказывал в высоких казенных инстанциях об удивительных женщинах, окружающих турецкого султана. Полководец еще не догадывался, что через десять лет ему придется воевать не на жизнь, а на смерть с Наполеоном. Он восхищался Нахши-диль, она же – Накшидиль-султан или Накши-кадын. Восхищался ее красотой и умом… Кутузову было известно, что она француженка, но – не более того. Старый русский генерал не мог в ту пору знать, что она – родственница другого генерала, французского, чья яркая звезда уже стремительно взошла в Тулоне.

Эмэ Дебюк де Ривери, ставшая в Турции Нахши-диль, родилась в 1763 году на Мартинике в аристократической семье плантатора Анри-Жакоба дю Бюк де Ривери. Ее кузина, красавица-креолка Жозефина Таше де ла Пажери выйдет замуж за генерала де Богарне, сына губернатора Мартиники, а затем, овдовев, – и за молодого, подающего надежды генерала Наполеона Бонапарта. Существует легенда, по которой однажды к гадалке-креолке в Пуэнт-Рояле пришли две молодые девушки и попросили предсказать их будущее. Колдунья предсказала, что обе они будут королевами. Одна – на Западе, другая – на Востоке. Так оно и произошло. Одна кузина, Жозефина де Богарне, стала императрицей Франции, другая, Нахши-диль, – шахиней Турции.

Когда Эмэ исполнилось девять лет, ее послали на воспитание в один из монастырей сестер-визитанток[27] в Нанте. В 1784 году, возвращаясь на корабле домой на Мартинику из монастырской школы, Эмэ попала в руки алжирских пиратов. Те продали белокурую красавицу – какая экзотика в Магрибе! – алжирскому бею. Он же, стремясь добиться милостей от турецкого султана, решил передать блондинку в дар стамбульскому владыке Абдул-Хамиду I.

Умная и образованная Эмэ стала одной из наложниц в гареме. Султан назвал ее Нахши-диль (Драгоценное сердце) и очень быстро приблизил к себе. Со временем она возвысилась до положения четвертой жены и оказалась в центре гаремных интриг: первая жена Нюхет Сеза и вторая Михри-шах всеми средствами добивались престола для своих сыновей. Нахши-диль наблюдала за ними, присматривалась и училась. В 1789 году Абдул-Хамид умер. Султаном стал двадцатисемилетний Селим III. Он предложил красавице-француженке Нахши-диль остаться в серале вместе с ее сыном Махмудом – его племянником. Селим пришел к власти в то же время, когда произошла революция в Париже, он любил Францию и перенес эту любовь на Нахши-диль. (А может, просто любил Нахши-диль?)

Она стала другом и советчицей молодого султана. Обучала его французскому языку, убедила впервые отправить в Париж постоянного турецкого посла. Селим начал издавать газету на французском языке и позволил Нахши-диль отремонтировать гарем и украсить его в стиле рококо… Впрочем, это все – мишура на фоне тех проблем, которые возникли у модернизатора Селима после того, как вслед за поражением Турции от России началась война Стамбула с Парижем: в 1798 году Наполеон напал на Египет. Тут уж советы прекрасной креолки из гарема оказались бесценными.

Султан заключил мир с французами и решил реформировать турецкую армию, сделав ее профессиональной по примеру европейских государств. Для этого Селим использовал генерала Ораса Себастьяни, ранее прибывшего в Стамбул как посланник Наполеона. Эти меры, помноженные на попытки экономических пертурбаций, вызвали резкое недовольство как янычарского корпуса, традиционно влиятельного в Османской империи, так и англичан, возмущенных сближением Турции с Францией. Реакция не замедлила себя ждать: в 1807 году подняли бунт янычары, вдохновленные фетвой шейх уль-ислама против реформ. Янычары взяли Стамбул и возвели на трон Мустафу IV, сына Абдул-Хамида I. Селим был сначала посажен под стражу, а потом и заколот кинжалом.

Заговорщики хотели убить и Махмуда, но Нахши-диль перехитрила всех, спрятала сына в печке… Не буду закапываться в детали стамбульских дворцовых переворотов и гаремных интриг. Если кратко, то Махмуд II стал следующим султаном. Он взошел на престол 28 июля 1808 года. А десять дней спустя состоялась торжественная церемония, в ходе которой Нахши-диль вернулась во дворец Топкапы, резиденцию султана и его многочисленной семьи, и приняла титул «валиде-султан» («мать-императрица»). Сам султан встречал француженку за воротами Баб-ус Селям (Врата приветствий), которые вели во второй двор Топкапы, предназначавшийся для важных государственных церемоний. Махмуд поцеловал руку сидевшей в карете Нахши-диль и проводил ее до входа в гарем. Нахши-диль стала последней «валиде» в османской истории, для которой устраивали столь торжественную и пышную церемонию: «Валиде-и алайы».

Из тридцати лет правления сына Нахши-диль прожила только девять. Фактически именно под ее контролем обновлялась страна, но зрелых плодов своих стараний креолка не увидела. Не смогла: давняя гаремная соперница Айша, в венах которой текла жгучая кровь воинственного курдского рода Салах-ад-Дина, подсыпала французской «валиде» в еду яд. Медленно убивающий, не пожирающий, а грызущий. Эмэ Дебюк де Ривери, ставшая в Турции Нахши-диль, мучительно умирала в течение года. Стамбульские же медики определили у султанши, слабеющей на глазах, острую форму туберкулеза. Им было недосуг полистать летопись Топкапы. У османов яды во все времена были излюбленным способом избавления в гареме от соперниц и провинившихся одалисок.

Хотя Эмэ и приняла ислам, – попробовала бы она этого не сделать! – как того требовали правила гарема, в душе она все равно оставалась христианкой. Ее последней волей было причаститься у католического священника. Сын не мог ей отказать в этом. И впервые христианский священнослужитель вошел через Врата радости в гарем.

Даже там продолжилась Французская революция…

Республиканский, а потом и имперский Рим, достигший на рубеже тысячелетий своего максимального могущества, содержал огромную армию. Непрекращающиеся войны велись на окраинах Средиземноморья поистине варварски: с ядовитыми стрелами и дротиками, с отравлением источников… Печальным итогом этого прообраза беспощадной химической войны были тысячи изуродованных, искалеченных солдат с незаживающими ранами, в мучениях доживающих свои дни на италийском полуострове. Окраины городов превратились в клоаки с бродягами, инвалидами и нищими. И тогда при молчаливой поддержке властей начались коллективные отравления.