не им дружбу и любовь на границах слепой привязанности, на грани дозволенности. Его наставники в школе быстро заметили это по реакции на книги, которые он читал, и на истории, которые ему рассказывали. Узнал об этом и Михаил. Тогда старшие ангелы приложили все усилия, чтобы скорректировать в нем то, что было нельзя так оставлять.

Его никто не ругал. Безболезненно и нежно ему помогали влиться в тот мир, где он родился, в духовную жизнь всеобщей любви, где царит свобода, и нет ревности и греха. И у него получилось. Он смог, благодаря им, благодаря тому, что хотел и стремился к этому сам.

Стас прикрыл глаза рукой.

Как это могло получиться?.. Он жил спокойно, работал, как другие хранители, увлекался теми событиями, которые ему были интересны, и не заметил, как, словно красный червяк, в него проползло то, что должно было навсегда остаться в детстве. Никто вокруг этого не увидел. Кроме нее.

Она… Она для него всегда была особенной, с самого детства. Прекрасной и непостижимой, идеал женщины, который он только мог вообразить. Чистая и лучезарная, как веселая весенняя капелька, что там, на Земле, стекает с молодых побегов дерева. Он любил ее как ангела, он восхищался ею всю жизнь. Но как он мог допустить, что это чудесное чувство прорвалось в нем нечто иным, противным всему его существу и мерзостным для нее и всего их мира?..

Искажения потоков сливались, входя в резонанс, непоправимым последствием того, что уже случилось и чего он не мог теперь преодолеть. Ощущение страшного черного греха нахлынуло в его сердце впервые в жизни, не давая продохнуть, не позволяя думать, смотреть, жить с этим дальше.

Ревность. Ведь только когда она взглянула на него, он все понял сам. То что неведомым порывом всколыхнулось в его зрачках и вылилось в слова, это была не любовь. Это было желание присвоить, не отпустить никогда, не позволить этим прекрасным глазам смотреть на кого-то другого…

Стас уткнулся лицом в собственную руку. Помыслы горечью оседали у него внутри, не понимая, как и почему. Зачем он это сделал?.. Зачем?.. Ведь она никогда не была его и не могла быть, она принадлежала другому, другим… Но не ему… Зачем он открыл рот…

И он мыслил как человек. И он понимал это явственно и четко, как Божий день. И иных чувств в его груди не было. Щемящая страсть мужчины к женщине осталась единственным, что пришло на смену всей полноте ангельских чувств. И он болел ей, мучаясь сердцем. Он не мог забыть, не мог закрыть глаз, отвернуться, чтобы не видеть ее перед собой, не думать о ней… Ведь он оскорбил ее, оскорбил рай, и его съедали и измучивали два противоположных чувства… Одновременные и борющиеся, зеркальные в своей непохожести. Горечь неразделенной страсти и горечь от потери ангельского облика.

Интересно, Михаил уже знает?.. Сколько времени ему потребуется еще, чтобы покончить со всем этим?.. Кто ему скажет первым, Агнесс? Или, может быть, Андрей?.. Возможно, он поймет все сам еще раньше. Впрочем, какая разница. Ни боль, ни обида уже не пересилят его падения. Он виноват во всем сам.

— Прости меня… — прошептал Стас. — Прости…

Он обращался к ней, он говорил Михаилу, он вспоминал Андрея, Анжи и всех, кто был ему дорог. Так хотелось в этот момент наперекор самому себе очиститься перед всеми, кого он любил, кем он дорожил, как самыми близкими…

— Я не знал, что все так выйдет…

Слезы выступали на глазах беззвучные, уносимые потоками воздуха. Стас плакал, один единственный в этом мире, в немой, глухой печали, о которой некому было рассказать.

Ему хотелось укрыться за облаками, залезть в них с головой так, чтобы никто никогда его не нашел, и вечность переживать то, что было ведомо одному ему, всенаполняющую голую страсть, непонятную другим.

Потом ему захотелось сорваться с места и бежать отсюда подальше, найти тех, кто примет его таким, каким он стал, кто услышит и разделит его страдания. Но у него не было таких друзей. И наконец, он видел, как идет обратно в рай, как рассказывает обо всем, что случилось, Михаилу, как просит прощения у нее, а она не может его не простить…

Но нет, последнего он не мог сделать. Он стыдился смотреть им в глаза, он не сумел бы снова увидеть ее лицо, которое так хотел видеть все время…

Андрей. Он ведь так обидел его, когда тот хотел ему помочь. Прости, Андрей, увы, ты даже не представляешь, что твой друг умер еще неделю назад, когда тебя не было рядом, умер навсегда…

Щемящая немота сжала Стаса в тиски. Недвижимая тишина пришла в его разум, заменяя все. Предчувствие неизбежности закралось в сердце, затронуло ум, перевалилось на волю. Кажется, вот они идут его последние минуты в ангельском мире… А дальше… Он не знает что… Страшно… Ему стало страшно.

Неожиданно Стас поймал на своей коже ожигающий холодок. Он встрепенулся от чувства присутствия. Неужели десница карающего настолько близко?.. И так изменился всегда добрый к ангелам Михаил?..

Ощущение тошноты и неприязни вступило в тело Стаса. Он поднялся на ноги, не желая встречать гостя сидя. Но гость оказался иным, нежели он мог себе представить.

— Здравствуй, Стас. Как твоя жизнь ангельская?.. — услышал он давным-давно потерянный для себя голос.

Стаса с головы до пят обдало жаром. В полуметре от него, близкий, так что можно коснуться рукой, стоял его давнишний знакомый по ангельской школе. Бывший ангел-хранитель, отпавший из рая несколько веков назад, не окончив даже первого своего служения.

— Макс?..

— Узнал?.. — лицо прежнего ангела растянулось в неприятно поразившей улыбке.

Стас действительно узнал черты Максима. Но насколько они изменились с тех пор!.. Как и прежде он остался одним из очень симпатичных парней с выразительными темными глазами, черными бровями, ямочкой на подбородке. Однако теперь все его лицо приобрело темную хищность, пришедшую на смену ангельскому свету; столетиями впитывающая мрак кожа мерцала неестественным бледным оттенком. В глазах появился черный увлекающий отблеск, от которого бросало в дрожь, и который одновременно заставлял смотреть в них еще и еще.

Иной стала и манера говорить. Улыбка начала больше кривиться набок, пальцы красивых рук двигались, будто их дергали за неведомые веревочки. А с каждым морганием глаз казалось, что он раскрывает их шире, выискивая неизведанное в душе место.

— Узнал… — с трудом ответил Стас. — Как ты… нашел меня?..

— Это было несложно, — усмехнулся Макс. — Кто-то очень захотел с тобой поговорить.