Сильвия Кристель тоже поразила всех. Мы ожидали увидеть феерическую женщину в сногсшибательных нарядах – все-таки как-никак французская актриса, звезда эротического кино. Но перед нами появилась скромная, маленькая, с короткой стрижечкой, милая женщина, одетая очень просто, – в темную юбку, неяркую блузку и туфли-лодочки на низком каблуке. Вышла застенчиво на сцену, мило поблагодарила собравшихся. Я сама удивилась своей реакции. Вроде я была далеко не ребенком, но почему-то ждала от этих артистов какого-то чуда. Какой-то феерии. Я же смотрела их в кино, фильмы, в которых они снимались, давно стали классикой, а они сами – небожителями. Я ожидала платьев от-кутюр, искрометных речей, огня. А увидела усталых взрослых людей. Даже Рудинштейн не выдержал и прокомментировал появление Кристель таким шутливым образом: «Знаете, а я ведь продюсером стал только для того, чтобы когда-нибудь познакомиться с Сильвией Кристель. И вот я стою с ней на одной сцене, но я уже не молод, приехал сюда с женой, да и Эмманюэль уже не та».

Время на том «Кинотавре» мы провели прекрасно. Были все свои, киношники, чужих тогда на фестиваль не пускали. Машков, с которым мы уже были знакомы по работе у Табакова, ставил капустник на арене цирка, и мы все очень смеялись, когда Рудинштейн выезжал на манеж на верблюде между его горбов. Было солнце и море. Было море общения, креатива и позитива. И ужасно не хотелось уезжать.

В один прекрасный день меня пригласили на необычный кастинг. Первый вопрос, который мне там задали, буквально огорошил. «Вы любите украшения? Ювелирные, например?» – «Понимаете, – говорю, – какая история. У меня никогда не было возможности проверить, люблю ли я их, потому что никогда в жизни не было денег, чтобы их купить». Вспомнила свою однокурсницу, которая в ближайшем к нашему училищу ювелирном магазине перемерила все колечки, которые только было можно найти. Она прямо как Кащей над златом, чахла над прозрачным прилавком и приговаривала: «Вот накоплю денег и куплю себе вот это с изумрудиком. Или нет, вот это, с сапфиром». Вот это, я понимаю, была любовь к ювелирным украшениям. А мне уже во время второго похода в тот магазин стало неимоверно скучно, и я сбежала. «Вы с какой целью интересуетесь?» – спрашиваю человека, задавшего мне столь неожиданный вопрос. «Мы запускаем первый в России ТВ-шоп. Магазин на диване. Вам нужно будет в кадре рекламировать кольца и серьги, расхваливать их на разные лады, чтобы зрители по ту сторону экрана захотели купить у нас все сразу». Дальше он мне объяснил, как технически все это будет происходить – мы будем в прямом эфире, внизу будет «бегущая строка», где зритель будет видеть цену, каратность, телефоны, по которым надо будет звонить и заказывать понравившиеся украшения, которые покупателю потом доставят прямо на дом.

Я все это выслушала, иду домой и думаю: «Ты молодец, Ира. Тебя спрашивают, нравятся ли тебе украшения, которые тебе предстоит рекламировать, а ты выступаешь, как с теми помидорами. “Любите ли вы помидоры?” – “Есть люблю, а так нет”. Наверняка тебя теперь не захотят взять ведущей в эту программу».

А с другой стороны – все честно. Что я тогда знала о драгоценностях? Вот они все, на мне – крошечные копеечные сережки в ушах и обручальное колечко. Когда родился Андрюша, один из наших друзей (его звали Армен) подарил мне позолоченное кольцо, чем меня очень удивил. А его, в свою очередь, удивил Игорь, который не подарил мне ничего (оказывается, женщине за рождение ребенка всегда было принято дарить что-то ювелирное). А еще одно украшение – тончайшая золотая цепочка – было преподнесено мне на 18-летие моими хорошими ростовскими друзьями, семейной парой, они были старше меня и очень помогли мне в свое время, настроив меня правильно для поступления в театральный. Помню, они не знали, какой у меня размер шеи, и решили эту проблему очень изящно. Друг посмотрел на меня и говорит: «У тебя шейка такая тоненькая. Интересно, мои руки ее обхватят или нет?» Я удивилась, мол, странные вопросы он задает. Он взял мою шею руками и говорит: «Ты представляешь, получилось, и даже запас остался». А через несколько дней пришел на мой день рождения и принес длинную коробочку, в которой лежала золотая цепочка, нежная, невесомая. Я была в невероятном восторге. Еще я помнила мамины сережки с александритом, которые мне в детстве нравились. Очень было интересно забираться вечером к маме под бок, когда она, лежа на диване, смотрела телевизор, и исследовать, какого цвета сегодня камень (у александрита есть свойство менять цвет в зависимости от температуры и освещения). Больше никакого опыта общения с драгоценностями у меня на тот момент не было.

В общем, я решила, что, как говорил в таких случаях Валерий Сюткин, «завалила участок». Но на следующее утро последовал звонок. «Ирина, приходите, пожалуйста, на пробы. Наш продюсер принял решение взять двух ведущих – блондинку и шатенку (вас) – и посмотреть, у кого лучше пойдут продажи. На кого из вас аудитория лучше отреагирует, ту и оставим». Я прихожу на пробы и вижу, что конкурентка-блондинка – моя однокурсница по ростовскому училищу искусств. Это, конечно, было просто удивительно. Оля, помнится, всегда мечтала уехать в Москву, шутила, что выйдет замуж за любого, кто увезет ее в столицу. Как известно, в каждой шутке есть доля шутки. Так и произошло. Я же никогда в Москву не рвалась, но встретились мы с ней именно в этом городе, на кастинге, в качестве соперниц. Ольга, помимо симпатичной внешности, обладала еще и невероятной напористостью, и я понимала, что она продаст все, что захочет. «Недолго я тут проработаю», – думаю я, но все же приступаю к работе. Ну а вдруг?

Меня очень подкупило то, что телеканал позволил нам самим выбрать себе одежду для эфира. В дело вписался один из известных тогда российских брендов, набирающих обороты и одевающих зарождавшийся офисный «планктон». Все было строгое, серое, простенькое, но тем не менее там было из чего выбрать. Единственное условие, которое нам поставили, – юбки должны быть короткими. Покупателя завлекали всеми возможными способами, в том числе голыми ногами ведущих. Мы сидели на барном стуле в туфлях на высоких шпильках, одна нога согнутая, на ступенечку опиралась, вторая на полу. Рядом с нами возвышалась тумба, на которой стояла коробочка с этой самой ювелиркой. И надо было сидеть в такой загадочной позе в пол-оборота, чтобы выигрышно демонстрировать все сразу – и себя, и колечки. Это было жутко неудобно, все затекало. А колечки и сережки первое время норовили выскользнуть из пальцев и упасть на пол. Но я старалась, как могла.

Работали мы не с самыми дорогими ювелирными изделиями, чистота изумрудов была максимум три или четыре, жемчуг культивированный, бриллианты не особо крупные – но на экране смотрелось все дорого и богато. Операторы умели показать игру граней на этих камнях так, что их хотелось купить. А у меня появилась еще одна обязательная статья расходов. Поскольку мои руки были в кадре крупным планом, и любой изъян маникюра был тут же заметен, пришлось найти доступную по цене парикмахерскую и регулярно перекрашивать ногти. Сама себе я бы ни за что не смогла сделать маникюр так, чтобы на большом экране не было видно дефектов. Так что с каждой зарплаты приходилось откладывать еще и на это.

А еще одна трудность заключалась в том, что в эфире надо было все время говорить. У меня не было ни телетекста, ни бумажек (за исключением набросанного на скорую руку небольшого вступления), надо было постоянно импровизировать. Единственное подспорье – информация о том, что такое-то кольцо сделано из золота, вставки – бриллиант и сапфир, чистота камня такая-то, а каратность такая-то. Ни гостя в студии, который мог бы переключить внимание на себя, ни даже фоновой музыки, которая позволила бы мне сделать хоть какую-то паузу, дыхание перевести. Я предложила пустить музыку фоном, руководители программы отказались – дорого это было или технически невозможно, уж не знаю. Так что за те полчаса, что шла передача, я говорила непрерывно, вдохнуть некогда было. И при этом постоянно вертела в руках колечки, показывая их в наилучших ракурсах.