Шенне помнила, как, следуя за лисом по узкому лазу наверх, она оглянулась, и, обретя новое зрение, даже во тьме склепа различила на полу своё скорченное тело, поседевшие косы и искажённое мукой лицо. Она ведь умерла там от жажды и нехватки воздуха.

Но шаньюю не следовало знать о таких подробностях, как и о том, что Лю Цзин когда-то был её любовником, а прошедшей ночью мысленно призвал её к себе. Шенне пришлось прийти, чтобы выказать покорность: со старым лисом ссориться опасно.

Ещё Модэ не нужно знать, что она родилась на триста с лишним лет раньше него. При обычных обстоятельствах им никогда не удалось бы встретиться.

Глава 20. Брат императора

Солнце близилось к полудню, когда из скопления окружённых южан вышел человек средних лет. Руки он держал на виду, оружия не имел и, направляясь к степнякам, всем видом давал понять, что намерения у него мирные. Воинов хунну с утра предупредили о том, что враги могут прислать кого-то для переговоров, и посланца быстро провели к юрте шаньюя.

Гийюй сам заметил переговорщика, и оказался у Модэ раньше, чем тот за ним послал. Шаньюй приказал ввести в юрту южанина, которого успели обыскать, удостоверившись, что спрятанного оружия у него при себе нет. Два телохранителя встали было у двери, но их отослали наружу. Гийюю предстояло переводить, и он занял место по левую руку Модэ.

Шаньюй с Гийюйем узнали южанина: осенью тот приезжал к хунну как один из послов. Гость низко поклонился, велеречиво приветствовал великого шаньюя, назвал себя — имя ему было Лю Цзин, и он состоял в свите императора, который и прислал его сюда.

Южанин обладал располагающей к себе внешностью: правильными, тонкими чертами лица, гордой осанкой и держался с достоинством. Добродушный взгляд его тёмно-карих глаз был внимательным, и казалось, что он подмечает всё. Голос у него тоже оказался приятным. Отделка из соболиного меха украшала его синее с чёрным одеяние, а на поясе поблёскивали серебряные бляшки.

Хунну догадывались, о чём поведёт речь посланец. Так оно и оказалось — император предлагал шаньюю заключить мир: если степняки выпустят китайцев из окружения и позволят уйти невредимыми, то император обязуется никогда не посягать на Ордос и другие земли хунну. Ещё он обещал преподносить шаньюю богатые дары и в этот и в последующие годы. Когда Гийюй перевёл это, они с Модэ переглянулись, и шаньюй недоверчиво уточнил:

— То есть император станет платить мне дань?

— О нет, великий шаньюй, это будут подарки от равного равному.

Лю Цзин улыбнулся, и Модэ показалось, что белые зубы во рту южанина заострены как у хищного зверя. Мягким, шёлковым голосом посланец продолжал:

— Это будут чрезвычайно ценные дары, ведь божественный император, Сын Неба, назовёт великого шаньюя своим братом. Наша могущественная империя Хань станет союзником державы хунну и сохранит мир на ваших южных рубежах, пока вы ведёте войну с разбойными юэчжами. Если не ошибаюсь, эта война длится уже много лет. Не сомневаюсь, что доблестные хунну одержат сокрушительную победу над юэчжами, если не станут беспокоиться за свои южные границы.

Такая перспектива захватывала. Война с юэчжами и впрямь шла несколько лет, и если бы не вечная угроза с юга, то хунну покончили бы со своими западными соседями. Представив себе, как можно будет прижать ненавистных старинных врагов, без необходимости распылять силы ещё и на империю, Модэ невольно улыбнулся.

Без сомнения, Лю Цзин заметил эту улыбку и вкрадчиво сказал:

— Как представляется мне, ничтожному, обширные земли юэчжей более пригодны для разведения многочисленных стад скота, которыми славится держава хунну. Ну а наши равнины созданы только для земледелия. Как говорят, среди семидесяти двух занятий нашего народа над всеми царствует землепашество. Для ваших вольных табунов или овечьих отар здесь нет пастбищ.

Наши державы вполне могут жить в мире, о великий шаньюй. Хвала богам, мой славный император Лю Бан мудр, верен своему слову. Только он способен перешагнуть через предрассудки и устроить дело так, чтобы в выигрыше остались оба государства, и ваше и наше.

— Волкам и орлам нет нужды ссориться. Мы можем обсудить ваше предложение, — ответил Модэ и пригласил посланца разделить трапезу.

Служанки яньчжи принесли гостю тёплой воды для умывания и полотенца. Хозяева тоже вымыли руки. Когда в юрте быстро накрыли низкий стол, южанина усадили напротив шаньюя — гость ел неторопливо, изящно орудовал палочками, словно и не голодал до этого. И опять Модэ поразили белизной зубы Лю Цзина.

Выпив подогретого рисового вина, улыбающийся южанин стал ещё словоохотливее и, отвечая на вопросы, поведал, как минувшей осенью Хань Синь прислал императору известие о моровом поветрии у хунну, и как повелитель приказал послам проверить эти сведения. Лю Цзин рассказывал:

— Мои спутники видели, какие тяжкие потери понёс ваш народ, и сообщили императору, что на вас, ослабевших, можно напасть. Лишь я полагал, что с хунну воевать не следует. Наш божественный император разгневался на меня, обругал и воскликнул: «Низкий раб, благодаря своему языку ты стал чиновником, а сейчас безрассудными словами вставляешь палки в колёса нашей армии!». Он повелел заковать меня в кандалы и заключить в тюрьму.

При этих словах глаза Лю Цзина стали холодными, добродушия в них как не бывало. Опомнившись, он вновь улыбнулся и пояснил:

— Я умолил его не отправлять меня в заточение. Сын Неба внял моим доводам и приказал мне ехать с ним на войну, сказав, что я должен увидеть его торжество своими глазами.

Улыбка Лю Цзина исчезла, когда он продолжал:

— Теперь же мы попали в столь бедственное положение, что жизни наши вот-вот потухнут, как искры на ветру. Великий шаньюй, несомненно, догадывается о том, что холод и голод ослабили ханьских воинов, хотя их боевой дух по-прежнему высок. Советники и офицеры предлагали императору пойти на прорыв и погибнуть в бою, а не от мороза. Но Сын Неба рассудил мудро и прислал меня к великому шаньюю.

— Видимо, благодаря твоему языку и красноречию, — с усмешкой заметил Модэ.

Когда Гийюй перевёл эту фразу, польщённый южанин опустил глаза и довольно улыбнулся.

После окончания трапезы Модэ объявил, что он должен посоветоваться с родовыми князьями. Лю Цзин испросил разрешения преподнести императорские дары шаньюю и его благословенной супруге.

— Откуда вам стало известно о том, что моя жена здесь? — спросил Модэ.

— Мы видели великого шаньюя и знатную женщину подле него, как луну рядом с