долго не удавалось набрать достаточно воинов, просил прощения. По поводу мирного договора Хань Синь не посмел высказываться неодобрительно, но заметил, что теперь император непременно придёт со своей армией в Дай, чтобы покарать мятежников.

— Лю Бан казнит меня, Ван Хуана, других моих людей вместе с нашими родными. Он считает нас изменниками. Великий шаньюй, молю тебя, сжалься, дай убежище нашим семьям, ибо император не пощадит даже малолетних детей и женщин! Я не намерен сдаваться, и постараюсь доставить побольше неприятностей Лю Бану.

Смиренно склонив голову, Хань Синь вновь поклялся верно служить шаньюю. Модэ согласился исполнить просьбу, ведь распри между южанами на руку хуннам, а обвинить шаньюя в нарушении договора император не сможет.

В обмен на убежище и покровительство Хань Синь был готов передать хунну сокровища крепости Маи, в том числе оружие и запасы металла. Шаньюй обещал принять мятежников, выделить им место для поселения в приграничных землях, а в обмен на металл отдать Хань Синю несколько стад скота, без которого в степях выжить нельзя.

Когда хунну ушли на север, взяв с собой семьи мятежников, Хань Синь напал на округ Тайюань, но его войско было разбито императором у города Тунди. Император отрубил голову попавшему в плен военачальнику восставшего князя, а сам Хань Синь бежал к хунну.

Шаньюй поселил Хань Синя и его людей в приграничной местности. В последующие годы воины Модэ учились у южан отражать атаки боевых колесниц, а ещё ходили с Хань Синем и его людьми в набеги на приграничные области империи.

Вернувшихся с войны хунну на родине встречали как героев. Сказители слагали песни об их подвигах, о том, как могущественный правитель огромной империи склонился перед великим шаньюем, умолял сохранить ему жизнь и обещал уплачивать дань. В святилищах принесли обильные жертвы, а служители богов получили щедрые дары.

Избавившись от угрозы с юга, Модэ вместе с родовыми князьями планировал весной снова пойти в поход на юэчжей.

* * *

Третья жена шаньюя Иркене обрадовала вернувшегося мужа известием о своей беременности. Она ластилась к Модэ, который задаривал и баловал её. Снисходительно относясь к юной жене ради будущего ребёнка, шаньюй потакал её капризам, и, наверное, это вскружило ей голову.

Однажды вечером Гийюй ужинал с женой и пасынками. Вдруг дверной полог отдёрнулся, и в юрту вошла Чечек. В своей соболиной шубе и отороченной таким же роскошным мехом шапке поверх лазурного покрывала она выглядела величественной, словно ханьская императрица. Поздоровавшись, Чечек отклонила почтительное приглашение к столу и решительно произнесла:

— Мне нужно поговорить с братом. Оставьте нас.

Когда невестка и дети ушли, Чечек поделилась с братом новостью, полученной от одной из служанок Иркене. Гийюй не удивился: если он смог подкупить кого-то из окружения третьей жены, то же самое могла сделать и сестра, а может и яньчжи.

— Эта женщина! — начала Чечек, заломила руки, словно в отчаянии, и продолжала:

— Динлинка набралась наглости и прилюдно заявила, что родит шаньюю настоящего наследника. Настоящего, подумать только! Эти возмутительные речи слышало много народу. Неужели Модэ позволяет ей так думать?

— Что ты, сестра, не может быть такого. Шаньюй любит твоих детей и говорил мне, что его наследником станет старший сын. Нельзя полагать, что Модэ внезапно стал предпочитать ещё не рождённого ребёнка. К тому же у Иркене может быть дочка.

— Хорошо бы. Но всё-таки, нахальства динлинке не занимать. Она молода, может родить мальчика и не одного. А хуже всего то, что Иркене обзавелась сторонниками. С давних времён Модэ держит при себе динлинских наемников, и Иркене начала раздавать им подарки. Её отец прислал ей в услужение нескольких батыров для охраны. Этот жуткий Хара-Мерген так косится на меня и нагло ухмыляется, что я боюсь за детей. Мне страшно, брат! Сделай что-нибудь!

Кое-как Гийюй успокоил Чечек, но она ушла только когда получила обещание защитить её и детей.

Проводив сестру, Гийюй мрачно подумал о том, что та не случайно избегала уточнять, что именно нужно сделать. В глазах сестры Гийюй не заметил страха, она скорее притворялась испуганной. Неужели Чечек ждёт от него поступка, подобного злодеянию покойного Басана? Стало горько.

Нет, нельзя уподобляться Басану и посягать на жизнь беременной женщины. Надо подождать, а пока разобраться с самым нахальным из наемников Хара-Мергеном. Вспомнив, как тот охотно рубил головы воинам, отказавшимся стрелять в несчастную Жаргал, Гийюй скрипнул зубами и пообещал себе, что вскоре наглец отправится к предкам.

Остальных динлинов, приближенных к Иркене, достаточно отослать подальше от неё, скажем, на границу с юэчжами, а для этого придётся употребить всё свое влияние на Модэ. Несомненно, тот и сам пожелает погасить в зародыше распрю между жёнами.

Ещё Гийюй подумал о том, что готов прикончить палача Хара-Мергена, но не смог возненавидеть Модэ, приказавшего убить Жаргал. Наверное, потому что шаньюй принёс жену в жертву, как и отца, ради блага народа. Не будь этих смертей, тяжкой платы за будущее величие, хунну, скорее всего, не вернулись бы в Ордос.

С годами Гийюй стал забывать бедную Жаргал. Гораздо чаще в его воспоминаниях появлялась его умершая Таначах, ещё совсем юная и робкая, какой она была много лет назад.

На одной из весёлых пирушек молодых княжеских сыновей, где лилась рекой молочная водка, и танцевали красивые наложницы, Таначах, запуганную хрупкую девчонку, толкнул к Гийюю его двоюродный брат Увэй, На следующий день Гийюй попросил Увэя продать ему девушку — тот засмеялся и спросил:

— Понравилась? Бери в подарок. Я бойких люблю, а она не такая.

В юрте Гийюя Таначах вскоре освоилась и расцвела, вела его хозяйство, и сумела мирно ужиться с женой Гийюя, когда он после смерти брата, по обычаю, женился на его вдове.

Таначах родила Гийюю обожаемую дочку, которую он тоже потерял, и сейчас жил воспоминаниями о них и о своих сыновьях, не пытаясь привести в юрту новую женщину — всё хорошее ушло, и радости уже не будет никогда.

* * *

Синева зимнего вечера уступила место черноте ночи. Темнота не была совсем уж непроглядной из-за полной луны на небе и редких костров между юрт, у которых грелись охранявшие становище воины.

Большая часть обитателей ставки шаньюя наслаждались теплом своих жилищ. Во всех юртах, богатых и бедных, пылали очаги, в бронзовых котлах варилась горячая пища. Хорошо сидеть на мягкой кошме, глядеть на огонь, есть жирную похлебку и варёное мясо, запивать пищу молочной водкой, беседовать, а то и слушать сказителя.

Сытый, слегка опьяневший Хара-Мерген вышел из юрты, которую делил с другими