солнцем. Поэтому мы решили, что прекрасная яньчжи сопровождает славного шаньюя в этом походе.

— И что за дары шлёт император?

— Очень скромные, великий шаньюй, то, что можно было собрать в нашем тягостном положении.

Из-за пазухи Лю Цзин вынул кошель и высыпал на кошму его содержимое: бронзовые круглые монеты с квадратными отверстиями в центре, золотые и серебряные перстни с цветными камнями, несколько раковин каури, нефритовые подвески. Шаньюй представил, как император и его офицеры собирают эти вещицы в надежде тронуть женское сердце.

— Отдай всё яньчжи, — распорядился Модэ. — Тебя проводят к ней. Гийюй, сходи, узнай, может ли Алтынай принять посланца сейчас.

Гийюй ушёл, а Модэ решил проверить подозрение, зародившееся в нём при виде хитрых глаз южанина, и спросил его:

— Мы, ведь, кажется, можем считать себя родственниками?

Лю Цзин моргнул, но быстро справился с удивлением и осторожно ответил на языке хунну, хотя и со странным выговором:

— Огромная честь для меня, ничтожного, именоваться родственником прославленного шаньюя.

— Моя жена Шенне почитает тебя как приёмного отца. Значит, ты мой тесть. Так вот, скажи мне, как родич родичу, можно ли верить императору? Не обманет ли он, выполнит своё обещание?

Южанин прямо посмотрел в глаза Модэ и серьезно, уже не витиевато ответил:

— Великий шаньюй, я думаю, что Лю Бан сдержит свое слово. Ему не хочется умирать здесь. Много лет он жил одной мечтой — утвердиться на престоле, основать династию. Если он погибнет сейчас, то враги уничтожат его детей, так же как он сам с союзниками покончили с потомками династии Цинь, перебили всех вплоть до младенцев.

Нынче император злится на тех, кто не пришёл к нему на помощь, и жаждет казнить предателей. Внутренних врагов он боится больше, чем внешних: ведь вы не сможете ворваться в его дворец. Вы, хунну, показали свою силу, хотя император надеялся на лёгкую победу. Поэтому он оставит вас в покое и станет выплачивать дань, лишь бы не сталкиваться с хунну вновь.

Шаньюй усмехнулся:

— Всё-таки дань.

Одарив его лукавой улыбкой, Лю Цзин заметил:

— Дань будет называться подарками, которые Сын Неба ежегодно станет преподносить своему брату. Прежде правители этой страны не признавали равными себе, братьями, кочевых вождей. Великий шаньюй, ты первый, кто сумел добиться такого положения в глазах императора. Твоё имя прославится, ведь его занесут в хроники династии. Много веков спустя люди станут читать о том, как ты заставил огромную державу считаться с собой.

— Книги недолговечны, — ответил Модэ. — Наши песни живут дольше.

— О великий шаньюй, свитки переписываются и тщательно хранятся. Из книг или из песен, но потомки узнают о том, как ты одержал блистательную победу здесь, при Байдыне.

Слова Лю Цзина ласкали самолюбие, но Модэ не позволил себе упиваться их сладостью, а спросил:

— Шенне моя яньчжи и ни в чём не нуждается. Я исполняю все её желания. А ты тоже занимаешь высокое положение при дворе своего императора? Иначе зачем бы тебе, колдуну, угождать своему повелителю.

— Шаньюй очень добр. Но я всего лишь чиновник средней руки. Моё состояние недостаточно велико для того, чтобы мне завидовали, зато позволяет жить безбедно.

Я нахожусь при дворе, потому что меня забавляет наблюдение за людьми, облечёнными властью. У меня есть сила и некоторое влияние, так что я прослежу за тем, чтобы император выполнил свои обещания. Тому порукой моё слово, великий шаньюй. Муж моей возлюбленной приёмной дочери столь же бесконечно дорог моему сердцу, как и она сама.

Тут вернулся Гийюй — Алтынай ждала посланца. Лю Цзин откланялся и ушёл в сопровождении Гийюя, а шаньюй приказал позвать присутствовавших в лагере князей. Все они собрались очень быстро.

* * *

Модэ рассказал главам родов о предложении императора. Разгорелось бурное обсуждение. Мало кто склонялся к тому, чтобы заключить мир, большинство ратовали за то, чтобы перебить окружённых китайцев вместе с их правителем.

— Сейчас южане подобны загнанным зверям. Давайте же довершим дело и прикончим их. Эта победа прославит тебя, шаньюй, и всех хунну на века, — пылко высказался Эрнак, глава рода Хуньше.

Его горячо поддержали. «Глупцы!», — подумал Модэ, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.

— Если мы перебьём окружённых, в следующий раз южане поостерегутся лезть к нам, — доказывал другой князь. — Это послужит им хорошим уроком.

К удивлению Модэ, молодой Арвай, глава рода Лань, выступил осторожно:

— Империя Хань огромна, людей здесь много. Если мы убьём их императора, то это станет таким оскорблением для чести южан, что они сочтут священным долгом отомстить за смерть своего повелителя. Они соберут новую армию ещё больше, или даже несколько. Мы можем истощиться, отражая их нападения.

— Какая может быть честь у южан, — проворчал один из князей.

Западный чжуки тихо заметил, ни к кому не обращаясь:

— Их слишком много.

Когда спор затух, главы родов стали выжидающе посматривать на шаньюя. Тот не стал их томить и громко произнёс:

— Князья, вы сами видели, как много жителей в империи Хань, и как велико противостоявшее нам войско. Победа над Хань Синем далась нам легко. До сих пор мы только дразнили южан, увлекали за собой, и не сталкивались с ними в бою не на жизнь, а на смерть.

Под Пинчэном сейчас больше двухсот тысяч врагов, а у нас воинов гораздо меньше. Чтобы перебить южан, понадобится много времени, но и наших погибнет немало. А ведь весной, как обычно, воспрянут юэчжи. Те, кто остался дома, не смогут отразить их нападение.

Выдержав паузу, Модэ позволил князьям представить, как на их беззащитные кочевья обрушиваются враги, и продолжил:

— Когда мы убьем Лю Бана и его отряд, жители империи просто выберут себе другого повелителя. Новый император вновь захочет воевать с нами, а второй раз южане уже не попадутся в нашу ловушку.

Сейчас Лю Бан в безвыходном положении. Если мы смилостивимся над ним, то он, наученный печальным опытом, уже не сунется к нам, ведь волк, избежавший облавы, сторонится охотников. Пусть он живёт.

Правитель южан поклянётся перед богами и Небом выполнить своё обещание, а если преступит клятву, то боги его накажут. Мы позволим ему уйти. Дань, которую он выплатит за своё спасение, будет поделена между нами.

С Модэ никто не осмелился спорить. Арвай вздохнул с видимым облегчением, и даже Эрнак не выглядел недовольным: видно, его отрезвило напоминание о юэчжах.

* * *

Князья покинули юрту шаньюя, а он позвал к себе Лю Цзина с Гийюем и объявил посланцу, что мир может быть заключён, осталось только договориться о размере дани.

— Подарков, — с улыбкой напомнил Лю Цзин.