центром, вокруг которого теперь существовала комната Флоренс. Леди Кессиди, как и обещала, нашла вешалку – каркас из дерева и металла, повторяющий девичью фигуру. Платье надели на него, чтобы не потеряло форму, и прикрыли чехлом из белого льна, чтобы не запылилось. В углу комнаты словно поселился призрак – первое время это чуть пугало, но потом Флоренс привыкла.

Правда, сны ее вдруг стали тревожными: то она оказывалась на балу в одной сорочке, то платье накануне праздника становилось слишком узким, то, наоборот, слишком большим, то вместо зеленого шелка Флоренс обнаруживала под чехлом строгую форму воспитанницы, а то и серо-коричневое облачение сестер обители Святой Магдалены.

Флоренс редко видела сны, разве что кошмары, которые заставляли ее просыпаться, дрожа от ужаса. Но сюжеты их оставались в памяти зияющей пустотой – она даже объяснить не могла, что пугало ее. Точно не чудовища под кроватью и не видения собственной гибели. Что-то другое.

А эти сны Флоренс помнила хорошо.

Когда она пожаловалась Бенджамину, тот нахмурился и задумался ненадолго. А потом отвел Флоренс поближе к скамейке, окруженной оранжево-красным ковром бархатцев. Лицо его было при этом серьезным и встревоженным, но в глазах играло лукавство.

– Мне кажется, – сказал Бенджамин, опустившись рядом со смущенной и бледной из-за недосыпа кузиной, – что твое юное сердечко слишком взволновано, Флоренс, а волнения, как говорят некоторые уважаемые ученые мужи, способно проникать в наши сны тревожными и злыми образами. Не хочешь рассказать мне, что тяготит тебя?

Он посмотрел на нее искоса, и Флоренс почувствовала, что ей стало вдруг спокойнее и даже теплее. Она задумчиво осмотрелась. Дом Силберов, богатый и красивый трехэтажный особняк из бело-розового мрамора, утопал в зелени деревьев. Небо над ним было ясным, с легкими перьями облаков, позолоченными клонившимся к закату солнцем.

– Ох, дорогой кузен! – начала Флоренс и прикусила язык.

Что ему рассказать? Про глупые сны? Или о том, что после встречи с матерью – с призраком матери – Флоренс чувствовала себя еще более одинокой, чем в первые недели в пансионе?

Она вздохнула.

– Я волнуюсь перед балом, – сказала она. – Это слишком…

– Ответственно? – Он наклонил голову набок.

– Да. – Флоренс кивнула. – Будь это просто еще один прием, на котором можно танцевать, пожалуй, я бы так не волновалась.

Потому что ни разу за это лето она не повела себя неправильно – леди Кессиди была ею довольна и с каждой неделей, с каждым новым выходом в свет, казалось, относилась к Флоренс теплее и теплее. Если не как к родной дочери, то как к настоящей племяннице.

– Я боюсь подвести дядю, – шепнула она. – Он, видимо, уверен, что молодой граф Милле всерьез заинтересован мною…

– А ты не уверена? – спросил Бенджамин.

– Разве можно заинтересоваться кем-то, кого ты знаешь всего три часа? – воскликнула Флоренс.

– Чудеса случаются, кузина! – Бенджи попытался улыбнуться и нежно сжал ее ладонь. – Но я рад, что ты мыслишь здраво.

– Розалин сказала, что я настроена пессимистично.

– Розалин выучила слишком много слов, значения которых не понимает, – фыркнул кузен. – Но в целом, пожалуй, она права. Выше нос, Фло! – Он приобнял ее с братской нежностью. – Через три дня повеселишься на большом празднике в доме прекрасной семьи! Кстати, матушка уже решила, какой подарок вы сделаете Кларе? Если нет, у меня есть пара идей…

Снам Флоренс, к сожалению, суждено было сбыться.

В один из дней, когда она вернулась после работы в обители, в комнате что-то изменилось. Будь Флоренс более усталой, наверное, она бы даже не заметила ничего, просто бы переоделась и спустилась в гостиную. Но сегодня у сестер не оказалось для нее серьезных поручений, и Флоренс несколько часов занималась простой, пусть и полезной ерундой вроде переписывания карточек для гербария.

Поэтому чувство неправильности не ускользнуло от нее и заставило внимательно осмотреться.

Покрывало на кровати с утра аккуратно заправили, вещи убрали в шкафы и ящики, письменный столик тоже, казалось, никто не трогал. Сквозь приоткрытое окно прорывался ветер и надувал штору. Вешалка с платьем, прикрытым чехлом, по-прежнему стояла в углу.

Но в комнате чем-то пахло. Не как обычно – розовой водой или лимонадом, цветами с улицы или затхлым туманом, как в июльские ночи. Не чаем. И не чистотой, как после уборки, нет.

Флоренс подошла к комоду и открыла секретный ящик: книги были на месте, дневник тоже – они прятались под аккуратно сложенными сорочками и бельем, и сюда точно никто не заглядывал. От сердца отлегло, но смутная тревога все не отпускала. Флоренс принюхалась: пахло прогорклым жиром, как на кухне пансиона. В доме что-то готовили?..

Она дернула за шнурок сонетки, зная, что Розалин явится через несколько минут, и развязала ленты на шляпке. Взгляд случайно упал туда, где стояло платье, и Флоренс зажала рот рукой.

На самом краю серовато-белого чехла виднелось пятно неправильной формы, словно ткань сложили и окунули углом в воду. Это можно было бы принять за игру света и тени, но Флоренс приблизилась, наклонилась – и запах стал сильнее, а край ткани и правда оказался влажным и неприятно скользким.

Она не стала проверять, что под ним.

Розалин пришла быстро, но Флоренс эти минуты показались бесконечно долгими. Горничная бросила на нее вопросительный взгляд:

– Мисс, что-то случилось? Нужна моя помощь?

– Да, – выдохнула Флоренс, кивнув. И указала дрожащей рукой на вешалку. – Мне кажется, что-то не так. Чувствуете, как пахнет? Я только зашла, и…

Лицо Розалин из приветливого и ласкового стало встревоженным, она жестом велела Флоренс сесть на край кровати – вовремя, потому что от волнения ноги подкосились, – и быстро подошла к платью.

Рука, которой Флоренс дотронулась до чехла, была липкой, касаться ею чего-то еще в комнате не хотелось.

– Мисс, успокойтесь, я думаю, что всё в порядке. – Голос Розалин был теплым и уверенным. – Просто на кухне готовят что-то… ОЙ!

Они переглянулись – теперь Розалин выглядела испуганной и рассерженной. Она выскочила из комнаты, коротко велев Флоренс никуда не выходить и ничего не трогать, и вернулась буквально через минуту с леди Кессиди и одним из лакеев. Старшим, тем, который заведовал почти всеми слугами в доме, кроме экономки и личного помощника лорда Силбера.

Леди Кессиди держалась сосредоточенно и строго, казалась немного недовольной: судя по пятну на подбородке и запаху водорослей, ее отвлекли от очередной модной покупки, которую нужно было наносить на лицо. Пятно леди Кессиди стерла платком, заметив его в зеркале, и после этого посмотрела и на Флоренс, и на Розалин.

– Итак? – Ухоженная бровь приподнялась.

Хозяйка дома ждала объяснений. Розалин подобралась.

– Я позвала вас, госпожа, чтобы вы все сами увидели, – сказала она. – Не решилась без вас. Вот, смотрите. – Она указала леди Кессиди на пятно. – Юная мисс позвала меня сразу, как пришла. Кто-то заходил сюда, а что он сделал… это, леди, мы сейчас все увидим. Чтобы вопросов не было.

Она была какая-то незнакомая сейчас – сердитая, почти злая, и Флоренс сквозь туман паники поняла, что сердится Розалин не на нее, а на того, кто посмел испортить юной мисс дорогую вещь.

От этого стало если не спокойнее, то теплее.

Леди Кессиди нахмурилась и кивнула.

– Хорошо, Розалин, давайте посмотрим вместе. Мистер Андерс в случае чего будет свидетелем. Снимайте чехол.

Это заняло меньше минуты – расшнуровать завязки, которые крепили лен к витым рожкам на вешалке, снять его, освобождая зеленый шелк, и увидеть, что на подоле платья, которое никто не надевал и которое вообще не выносили из комнаты, растекается большое жирное пятно. Да и сам подол был испорчен, словно по нему прошлись тупыми ножницами или попытались пропороть дыры ножом.

Флоренс думала, она позорно расплачется у всех на глазах, но почему-то сначала появился смех – злой, хрустально-звонкий, он захватил ее настолько, что Флоренс не смогла остановиться. Она согнулась, обхватив колени, спрятала лицо в собственных юбках, но смеяться не переставала.

Плечи ее дрожали.

Сквозь шум в ушах до Флоренс донесся голос леди Кессиди, жесткий приказ:

– Розалин, на туалетном столике бутылочка темного стекла с именем Флоренс Голдфинч на этикетке, дай ее сюда и срочно, слышишь, срочно позови лорда Силбера! Пусть вызывает констебля! Я не потерплю такого в собственном доме!

Лорд Силбер был, конечно, расстроен. Мягко говоря. На деле же он был зол. Флоренс показалось, что, когда он зашел в комнату, чтобы лично посмотреть на произошедшее, пока старший лакей собирает внизу, в холле, всю прислугу, находившуюся сегодня в доме, воздух стал почти ледяным.

Дядя ничего не сказал, только покачал