– А поступить правильно – это…

– Вернуть ее семье. Даже если они ужасны, они все равно ее родители. А ты – нет. И никогда не будешь.

Я чувствовала себя ее матерью, Итан даже представить себе не мог, насколько отчетливо.

– Даже если ей опасно там находиться? Ты сам-то себя слышишь? Можно подумать, биология оправдывает подобное поведение. Мы говорим о конкретном ребенке, Итан. О человеке. Не о деревяшке какой-нибудь.

– Спасибо, что уточнила, Сара. Боже! – Он пожевал нижнюю губу. – Ты не… ты ведь не знаешь, как они ведут себя каждый день. Тебе кажется, что знаешь, но на самом деле нет. Может, у них был неудачный день или накопился стресс. А ты… у тебя же нет детей, ты не знаешь, каково это.

– Но я знаю, каково это. У меня была такая мать. Которая меня бросила.

– Вот именно. Не Эмма решила уехать. Это ты ее забрала. В этом вся разница.

– Я знаю. – На мою руку сел комар, и я смахнула его. – Кстати, кто та девушка?

Он уже открыл рот, но тут же закрыл его.

– Никто. Просто знакомая.

– Хм… А выглядит давней подружкой.

– Хватит, Сара. Это тебя не касается.

Я откашлялась.

– Мне стоит волноваться на ее счет? Что она обо всем догадается?

– Нет. Вряд ли. Она не смотрит новости.

– Недостаточно взрослая, чтобы смотреть телевизор так поздно ночью? – пошутила я, поднося к губам остывший кофе.

– Очень смешно. – Он встал и потянулся, взмахнув руками над головой по широкой дуге, а потом расслабленно уронил их. – Мне нужно поспать. Я на ногах уже два дня. А как только я отдохну, мы придумаем, что делать. Но не сейчас. Мне просто… просто нужна свежая голова. А сейчас я неспособен думать. Я буду спать внизу.

– Мы придумаем?

– Теперь ведь у нас нет выбора, правда, Сара? Потому что ты чудесным образом втянула меня в свою зловещую паутину.

Я покачала головой и подошла к двери в дом, но помедлила.

– А знаешь, Итан, ты понятия не имеешь, как я провела последние полгода. Понятия не имеешь. Так что не смей меня осуждать, ни секунды. Я поступила, как считала правильным. И, хотя сейчас сожалею о том, каким именно образом я это сделала, но не сожалею о том, что сделала.

Он снова отвернулся и изучал озеро.

– Ты говоришь о ней или о нас?

– А какая разница? – Я открыла дверь, шагнула в гостиную и закрыла дверь за собой. Я улыбнулась Эмме. – Как дела?

Я налила себе еще одну чашку кофе и прислонилась к кухонному столу. В прежней жизни я всегда мечтала о такой сцене: маленькая девочка на ковре, Итан снаружи, наша прекрасная семья, забравшаяся далеко в лес на спонтанный летний отдых. Какой жестокой бывает жизнь. И все же мы здесь и вместе. Наконец-то вместе.

до того

Я пряталась около ванной, стоя на четвереньках и пытаясь не хихикать, хотя это было непросто – уж больно веселой оказалась игра, а мама не позволяла веселиться, разве что в присутствии ее друзей. Я обожала их пятничные посиделки за картами, когда мне разрешали лечь спать попозже и я слушала разговоры взрослых, мельтеша у них в ногах. Только в эти вечера я чувствовала себя свободной, могла допоздна читать или смотреть телевизор, пока не начинали болеть глаза.

Они вшестером болтали заплетающимися от спиртного языками. По комнате расплывались белые облачка с густым запахом табака. Отец махал руками, отгоняя дым, словно пробирался сквозь паутину. У него была аллергия на сигареты, но он никогда не выгонял маму курить на улицу. Вместо этого он полночи кашлял и хрипел, а ей и в голову не приходило интересоваться причиной. Я немного послушала их разговор, в основном о взрослых проблемах, в которых не разбиралась.

А потом быстро скрылась и проползла в столовую, чувствуя себя младенцем. Колени прижимались к деревянному полу. Стало тише, поскольку игра приобрела серьезный оборот, слышно было только, как ложились на стол карты и щелкали покерные фишки. На отцовском проигрывателе напевала Билли Холидей. Мама любила джаз, виниловые пластинки, моду двадцатых годов, длинные мундштуки и в особенности Билли Холидей, ее восхитительный хрипловатый голос и трагическую судьбу.

А отцу нравилось все, что нравилось маме. Он рассказывал, что она прямо с ума сошла, увидев его проигрыватель. Немедленно накупила горы пластинок, и они всю ночь слушали старую музыку кантри, классический рок и настоящий блюз, попивая виски. Он говорил, что влюбился в нее именно тогда, увидев, в какой восторг ее приводят простые вещи. И этот восторг мог заполнить всю комнату, а то и весь мир – как ему казалось.

Я подобралась поближе, чтобы послушать нашу соседку Мэрилин, которая вечно шептала, словно рассказывает секрет.

– Ну… Дети вроде твоей дочери. Сама понимаешь.

– Дети вроде моей дочери? Это еще что значит, Мэрилин? – резко вскинулась моя мать.

Она отсчитала фишки для неуверенной ставки.

– Ох, умоляю, Элейн, ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты не заморачиваешься с воспитанием. Она же просто следует за тобой как глупый щенок, в надежде на поощрение. Она хочет лишь, чтобы ты обратила на нее внимание, а ты никогда ее не замечаешь. Обращаешься с ней как с недоразумением. Как будто она не твоя дочь! Ты и понятия не имеешь, насколько тяжело это бывает. С моими мальчиками так тяжело…

Я снова села, пытаясь понять сказанное. Дети вроде меня? Что она имела в виду? Я ведь не хожу за матерью как щенок. Я даже ее не люблю, это видно каждому. Я навострила уши, ожидая, что отец встанет на мою защиту, но он смолчал. Все уже сменили тему. Минуту назад я собиралась прокрасться в комнату и испугать их, чтобы фишки рассыпались дождем, но теперь мне уже расхотелось.

Я встала, встряхнула затекшую левую ногу, на цыпочках пошла к себе в комнату и схватила с кровати своего игрушечного кролика Рокси. Я перебирала его мягкий мех, выдергивая шерстинки и скатывая их в пальцах как тесто. Мне хотелось вернуться и подслушать, но я боялась. Говорила ли обо мне мать? Неужели она позволила чужим людям говорить обо мне гадости?

Я скользнула под одеяло. Занавески не были задернуты, и я видела яркий серп луны на небе. Совсем узкий, но я различала улыбающегося лунного человека, пусть у него и осталось всего пол-лица. Казалось, весь мир улыбается, кроме меня. Только не сегодня. У меня не было причин улыбаться. Мать считала меня досадной помехой. Как и все остальные. Завтра я посмотрю слово «недоразумение» в словаре и спрошу папу, что оно значит и считает ли и он меня такой же.

Я крепче обняла кролика и приняла решение, что больше не стану ни о чем просить маму. Не буду повсюду следовать за ней и ждать ее внимания.

Я закрыла глаза, но от их смеха тряслись стены, и я долго не могла заснуть. Уже после полуночи я встала и заткнула полотенцем щель под дверью, чтобы не проникал сигаретный дым. Он вечно пропитывал волосы и одежду, так что хотелось помыться. Когда на улице уже начало светлеть, я наконец отключилась, гости разошлись, их машины проревели по дороге, и мои родители пошли спать.