– Я тоже тебя не люблю. И никогда не любила. Ты знала?

Этот удар, вызов, на дочь как будто не подействовал. Она качает головой и кричит, как никогда прежде не кричала. Но ведь Эми произнесла эти ужасные слова. И их уже не взять обратно, да она и не знает, хочет ли. Пора что-то менять, возможно, сейчас это и происходит. Эми сказала самое ужасное, что может сказать мать ребенку. Ущерб уже нанесен.

Эми влетает обратно в дом, а Эмма бежит за ней, вытянув руки. Наверное, Эми должно быть стыдно, она должна обнять дочь, и они начнут все сначала. Они обе заслужили перемен.

Она оборачивается, всего на мгновение, и видит, что слезы дочери фальшивые, Эми знаком этот деланый плач (когда Эмма хочет игрушку и не получает ее; плач для привлечения внимания или когда она винит Робби в том, чего он не делал), и это настолько оскорбительно, что Эми вскипает и ударяет дочь со всей силы. Ричарда у окна нет. Если бы он это видел, то не потерпел бы.

Рука соприкасается с мягкой щекой Эммы, и кажется, что от удара лицо девочки расколется на две части. Эми отдергивает руку и смотрит на нее, почти ожидая увидеть прилипшие к красной ладони детские зубы.

Вино рвется вверх по пищеводу, но Эми сглатывает и идет в дом. Она молится, чтобы соседей не было поблизости, чтобы дочь перестала кричать, чтобы она могла проснуться, как в «Дне сурка», и начать все заново.

Она переступает через порог и запирает дверь, муж и сын смотрят на нее с одинаково обеспокоенным выражением. Сейчас Эми неспособна посмотреть им в лицо. И посмотреть в лицо дочери. Она судорожно вздыхает, не обращая внимания на резкое жжение в ладони и душащую сердце ярость.

после

Люди одеты в футболки с фотографией Эммы, сделанной в школе полгода назад. Они раздают листовки, носят значки и флажки. Кто за это заплатил? Эми поправила блузку на липкой от пота коже. Макияж, нанесенный кисточкой размером с блин, уже поплыл на подбородке.

Она прищуривается на камеры и прожектора. Зачем они этим занимаются? Зачем вообще семьи это делают? Похититель не вернет ребенка после просмотра передачи. Так для кого все это? Не для них. И не для Эммы.

Защелкали камеры, зашуршали микрофоны, горячие лампы ослепляли. Все это для них, для журналистов, которые как пираньи набрасываются на все человеческие трагедии.

Возглавивший расследование Фрэнк обещал, что запись пройдет быстро и безболезненно. Но она не могла быть безболезненной. Дом перевернули вверх дном, перебрав и описав все личные вещи – расчески, зубные щетки, одежду, обувь, бумаги, имейлы и файлы. Искали под мебелью, у задних стенок ящиков, в машинах. Весь дом засыпали порошком, снимая отпечатки пальцев. Нашли новые следы грязных ног на кухне и на заднем дворе, ведущие к рощице, – единственная зацепка.

На второй день, когда полицейские нашли стопку записей о прошлых жизнях с сеансов терапии, Эми застыла в коридоре. Записи хранились в бардачке ее машины. Полицейские опустили крохотные кассеты в мешок, запечатали его и унесли. Она запаниковала, вспомнив истории и признания на этих лентах и как можно извратить их содержимое и использовать против нее.

Эми чуть не высказала все это Фрэнку, но не стала. Она смущалась, чувствуя, что влюбляется в него. Ему было около пятидесяти или чуть больше. Вероятно, его жизнь наполнена расследованиями, плохими новостями и чудесами. Эми представляла, как летом он ездит на мотоцикле под беспощадным солнцем, останавливается в домике у озера, рубит дрова и добывает себе ужин, расхаживая по лесу с ружьем голый по пояс. Вообразив его загорелую волосатую грудь, Эми сглотнула. Он был вдовцом. Хотя бы это она знала. Видимо, работа заполняет всю его жизнь, он, несомненно, с головой окунется в это дело.

Это была официальная пресс-конференция, единственная, на которую согласилась Эми. Ричард, который мог бы помочь в такой ситуации, выглядел совершенно безучастным, с каменным лицом стоял рядом и раскачивался, явно чувствуя себя столь же неловко.

– Благодарю за то, что пришли, – начал Фрэнк. – Мы собрались здесь, чтобы обсудить исчезновение пятилетней Эммы Грейс Таунсенд, уроженки Лонгвью. Если у кого-нибудь из ваших знакомых есть информация, пожалуйста…

Эми не слушала его, сделав вид, что он говорит о ком-то другом, из другого города. Это не ее Эмма Грейс. Не может такого быть, чтобы вся страна искала ее дочь. Эми не могла даже думать о том, что будет, когда Эмма вернется – последствия травмы, терапия. Как они это оплатят? А если она станет еще более замкнутой, эмоционально нестабильной или получит физические травмы?

Придется всю жизнь посвятить реабилитации дочери. Они уволятся, залезут в долги, и Робби будет есть деревянной ложкой и сам о себе заботиться. Нет, такое не может произойти с их жизнью.

Ричард ткнул ее локтем – оказывается, настала ее очередь говорить. И что тут сказать? Эми посмотрела в камеру номер один, но ей велели повернуться ко второй. Она откашлялась и услышала свой голос, который говорил какие-то глупости.

– Мама тебя любит. Если ты меня слышишь, вернись домой. Ты нам нужна. Если кто-то забрал Эмму, пожалуйста, верните ее. Ей нужна семья.

Какая нелепость. Никто не объяснил ей, что говорить, и как только стандартные просьбы слетели с языка, Эми услышала чье-то хихиканье в дальнем углу залитого светом зала. Фрэнк сжал ее плечо. Эми повернулась к нему, ища взглядом одобрение, и Фрэнк кивнул – она сделала все как надо.

Следующие двадцать минут они отвечали на вопросы журналистов. Как минимум двадцать раз Эми спросили об отношениях с дочерью. Кто-то явно копал в этом направлении. Наверное, соседка услышала ссору, одну из миллиона, и выдала Эми, потому что никто ее не любил. Кто-нибудь в школе признался, что Эмма всегда была в синяках и носила одну и ту же грязную одежду. Карла могла сказать, что была Эмме вместо матери, а Эми плохо обращалась с девочкой. Ее распнут.

Наконец Фрэнк увел их со сцены вглубь комнаты. Эми рухнула на стул и стала обмахиваться руками.

– Боже, это было ужасно. Простите. Я не знала, о чем говорить.

Ричард привалился к стене и тоненько завыл. Эми подавила порыв его ударить и рявкнуть, чтоб не распускался.

Фрэнк набрал сообщение на телефоне.

– Слушайте, мы получаем звонки по специальной линии. И это уже хорошо. Конечно, нужно их проверить, но это уже шаг вперед.

– А поисковый отряд?

– В лесу было пусто. Около вашего двора много следов, но это ожидаемо. Есть и следы, ведущие через лес, но там часто ходят подростки… Ну, в общем, занимаются там всяким. Да еще шел дождь, так что…

Фрэнк покраснел, и Эми нашла это привлекательным. Интересно, он с кем-нибудь встречается? У него есть дети? Где они?

Ричард поднял голову и вытер слезы.

– Если она была в лесу, то куда пошла? Ее забрали из нашего двора? Или она просто растворилась в воздухе? Ее похитили инопланетяне? А?

– Собаки взяли след у вашего дома, но потеряли его у школы.