– Ты должна понимать, что одна пощечина – еще не жестокое обращение. Подумай о том, как воспитывали тебя. Как воспитывали меня! Меня постоянно шлепали! Это не значит…

– Хватит. Я знаю, что видела. Знаю, что слышала. Как она кричала… Почти как животное. И я знаю, что у родителей бывают неудачные дни. Я этого не отрицаю. Но она в точности так же вела себя и в аэропорту несколько месяцев назад. Эмма даже ничего не сделала, а мать на нее набросилась.

– Погоди, так ты видела эту девочку несколько раз?

– Я же говорила.

– Ну, в тот момент я буквально спал на ходу. – Он плюхнулся в кресло напротив. – Помимо всего прочего, ты не знаешь… Ну, к примеру, может, она больна или, не знаю, трудный ребенок… Ты просто не в курсе, Сара.

– Об этом я тоже думала. И все понимаю. Но у нее синяки по всему телу и жуткая отметина после пощечины, и…

– Но синяки могут быть от чего угодно. Пощечина – понятно. Но не синяки.

Я хлопнула ладонью по столу.

– Слушай, с тех пор как Эмма у меня, с ней не возникло ни одной проблемы. За все время! Она в буквальном смысле самый легкий ребенок из тех, кого я знала. Она спит так, будто не спала целую вечность. Ест все, что я перед ней поставлю. Я разбираюсь в детях. Дети – это вся моя жизнь, мой бизнес. И я знаю, точно знаю, что со мной ей лучше. Она в безопасности.

– Ну ладно, отлично. Она в безопасности. Так обратись в службу защиты детей, и дело с концом.

– Ты издеваешься, Итан? Ты правда не помнишь ничего, о чем мы говорили, когда ты приехал? Система не работает. Хорошие люди делают для детей, что могут, но толку от этого все равно никакого. Для ребенка это кошмарный процесс, и почти невозможно доказать, что родители пренебрегают своими обязанностями, если в службу обратится посторонний. В лучшем случае ее поместят в интернат. А этого не будет. Я не позволю.

Итан повертел кружку в руках.

– Не тебе говорить, что случится, а что нет. Ты забрала реального ребенка из реальной семьи. Мы тут не теоретизированием занимаемся. Ты совершила преступление. Настоящее преступление. За которое тебя могут посадить в тюрьму. И даже меня могут посадить. Это ты понимаешь?

– Да, понимаю.

Он подался вперед.

– Нет, на самом деле понимаешь? Понимаешь, что все по-настоящему? То есть это не реакция на наше расставание?

– Ох, ради бога. Это не отчаянная мольба о внимании.

Итан забарабанил пальцами по столу.

– Не могу поверить, что ты украла ребенка. Как такое вообще могло случиться?

Я закатила глаза.

– Я понимаю. Уж поверь. Это безумие. Но… даже не знаю. Когда я снова ее увидела, то почувствовала, что обязана вмешаться. Разве у тебя не бывает такого, что ты просто знаешь, как нужно поступить?

На одну мучительную секунду он встретился со мной взглядом, а затем отвернулся.

– Есть разница между словом и делом. Ты должна это понимать.

– Конечно, я понимаю.

Повисла неловкая пауза.

– В общем, ладно.

– Нет, постой. – Я накрыла его руку своей, и от теплого прикосновения мы оба вздрогнули. Я отдернула руку. Итан встал. – Итан, пожалуйста, не пытайся меня заткнуть. Поговори со мной.

Он прошелся взад-вперед, сплетя пальцы за головой. Наконец, через несколько напряженных секунд снова сел.

– О чем?

– Давай на секунду забудем об этой ситуации.

– Ладно.

– Я просто хочу знать, почему.

– Что почему?

– Почему не я.

Господи, как же жалко это прозвучало, как в неудачной серии «Секса в большом городе». «Почему я не твоя единственная, Мужчина Моей Мечты?»

Итан скрестил руки на груди и посмотрел на меня так внимательно, как никогда прежде. Он молчал целую минуту. Мне хотелось встряхнуть его, потребовать, чтобы он немедленно все рассказал, объяснил, и я смогла бы наконец жить дальше. Но он тянул. Я решила не напирать.

– Слушай…

– Сара?

В дверях стояла Эмма, прищурившись на яркий свет в кухне.

Я подскочила.

– Что такое, солнышко? Что-то не так?

– Пить хочу.

Я схватила на кухне стакан, налила половину и протянула ей. Она выпила с закрытыми глазами и вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Хочешь пописать?

– Нет.

Итан не сводил с нас оценивающего взгляда. Я отвела ее обратно в спальню и помогла забраться в постель.

– Тебе нужно выспаться, а утром поможешь мне приготовить оладьи, хорошо?

Я почувствовала, как она улыбается в темноте.

– С голубикой и шоколадной крошкой?

– И настоящим кленовым сиропом.

– Ага.

Она натянула одеяло до самого подбородка и через несколько минут снова уснула. Я осторожно вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь.

– А у тебя хорошо с ней получается.

– Ты как будто удивлен.

Я схватила кофейник и снова наполнила чашки.

– Ну, учитывая ситуацию, да. Удивительно, насколько…

– Насколько все выглядит обыкновенным?

– Ну, не то чтобы обыкновенным, но что-то в этом роде.

Я опять села напротив него, желая возобновить разговор.

– Так о чем ты говорил?

Он покачал головой.

– Неважно. В другой раз. Нужно определиться, что делать с ней. Ты не можешь здесь оставаться. Ты ведь это понимаешь, правда?

– Да. И прости за то, что привезла ее сюда. Мне правда жаль. Это место… просто показалось мне достаточно отдаленным и безлюдным. Я не думала, что ты появишься. Я думала… в общем, не знаю, о чем я думала. Прости.

– Ты поставила меня в ужасное положение. Ужасное.

– Я знаю. – Мы оба отхлебнули кофе, прислушиваясь к уличному шуму. – Мы никогда не приезжали сюда летом.

– Сара, я должен кое-что тебе сказать.

Внутри все похолодело, я почувствовала себя пойманной на крючок рыбой. Мне хотелось крикнуть: «Пожалуйста, не надо!» Если он женится или собирается завести ребенка, я убью его голыми руками, и к похищению добавится обвинение в убийстве. Этого я не вынесу.

– Подожди. Мне нужно еще кофе. – Я встала и трясущимися руками плеснула себе остатки из кофеварки. Я осталась на кухне, на безопасном расстоянии, пытаясь прочитать выражение его лица. – А ты уверен, что я хочу это услышать?

– Вероятно, нет.

– Супер. Но придется через это пройти.

– Я уезжаю из Портленда.