Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иисус же, бывший разбойник, отчаявшийся, раскаявшийся и кардинально меняющий свою жизнь — такой Иисус (отметим это вновь) прекрасно вписывается в обе истории, давая в наши руки отличное объяснение, почему они могли произойти в его жизни, и, соответственно, появиться в текстах его биографов-евангелистов!
Глава 6. Нестандартный проповедник
И именно с этим Иисусом вполне логично произошло то, что «правильного» религиозного рвения ему хватило отнюдь не до конца его дней, как он замышлял, а, судя по сведениям Евангелий, лишь на месяц с небольшим. После сорока дней суровой аскетической религиозной практики, Иисус вновь решает внести радикальные перемены в свою жизнь. Правда, уже не столь радикальные, как те, что привели его в эту пустыню — назад в разбойники он вовсе не засобирался, — но все же, он вновь предпринимает шаги, достаточно круто меняющие его жизнь.
Он прекращает поститься, прекращает свое суровое пустынное одиночество и идет в солнечную Галилею, в самую гущу кипящей в благословенном климате жизни. И там он начинает свою, обессмертившую его имя, проповедь, призывая людей кардинально изменить свой менталитет и принять от него веру в то, что он назвал Возвещением Радости или по-гречески — Евангелием.
В чем именно состояло это возвещение Иисуса, мы подробно разберемся в следующей части книги, а пока постараемся понять, почему в жизни Иисуса вновь произошла очередная кардинальная перемена. В этом нам необходимо разобраться, чтобы в дальнейшем лучше понять смысл его Возвещения Радости, потому что оно сформировалось именно в этот период его пустынного отшельничества. И, сформировавшись в этот период, оно же этот аскетический период и прекратило, вновь круто развернув жизнь Иисуса.
Очевидно, что зарождение и формирование этого Возвещения Радости, с которым Иисус впоследствии обратится к миру, протекало в очень непростых раздумьях и внутренней борьбе. В борьбе, как с остатками прежнего менталитета разбойника, так и с традиционными религиозными представлениями о том, какова теперь должна быть его жизнь. В Евангелиях этот тяжкий процесс описывается как борение с некими искушениями, которыми «искушал его сатана», и которые представлены в виде трех вопросов-предложений. Суть же всех этих трех вопросов была одна, выражаемая словами: «Если ты сын Божий…».
Два из трех «сатанинских вопросов» прямо начинаются именно с этих слов, а в одном они подразумеваются по смыслу. По своему общему смыслу, эти вопросы выражают те сомнения относительно самого себя, относительно своего сыновства Богу, которые неизбежно пришли к Иисусу, когда рассеялась первая волна эйфории его внутреннего преображения. Первая эйфория прошла, а всевозможные трудности и неприятности полуголодного и крайне дискомфортного пустынного отшельничества — пришли, и постепенно от них стала накапливаться усталость…
Мы не будем здесь углубляться в детали и подробности этой внутренней работы, внутренней борьбы Иисуса — об этом пришлось бы написать отдельную главу, если не книгу. Скажем лишь о ее, чрезвычайно для всех и каждого из людей важных, результатах, которые заключаются в том, что во время своего отшельничества в пустыне, Иисус приходит к идее безусловного Божественного сыновства человека!
Эта мысль побеждает в нем традиционную религиозную концепцию «человек есть изделие Бога-Творца» и формируется в нем в ясную и мощнейшую (как сегодня сказали бы — железобетонную!) убежденность, что человек есть любимое дитя Бога-Отца, Бога-Аввы, Бога-Папочки.
Разница между этими концепциями — это разница между страхом и любовью, между смертью и жизнью, между мучением и наслаждением, между тьмой и светом!
Находясь в пустыне, Иисус окончательно отвергает не только свое прошлое, он сознательно отвергает и традиционную религиозную концепцию в качестве основы для своей дальнейшей жизни. Вместо нее он прорабатывает в себе, и, в конце концов, утверждает в качестве центрального пункта своего нового мировоззрения, и в качестве главной концепции своего будущего Возвещения Радости идею Бога-Аввы и всеобщего Ему сыновства.
Иисус приходит к выводу, что Всевышний Бог, как Совокупность Совершенства, должен быть Богом, Который Есть Любовь, поскольку именно любовь есть самое прекрасное из всего, что мы знаем, именно любовь есть подлинная Совокупность Совершенства! Так появляется образ Бога-Аввы, в котором у Иисуса образ земного отца, явившего ему поистине Божественную любовь, соединился с образом Бога, как Небесного Отца.
Причем слово «Небесного» никоим образом не означало для Иисуса «далекого», «отстраненного», «холодно-отчужденного». Небесный Бог-Авва у Иисуса не просто столь же любящий и близкий, как и его земной отец Иосиф, — небесный Бог-Авва у Иисуса несравненно более любящий и близкий, поскольку это же все-таки Бог!..
А если это так, то какой может быть смысл в бесконечном «замаливании грехов», на которое Иисус планировал обречь себя в пустыне? Зачем обращать бесконечные мольбы о прощении к тому, кто уже и простил, и ясно дал понять, что ты для него не преступник (и даже не «бывший преступник», который вечно будет вызывать настороженность и подозрения!), а любимый сынок?
И какой смысл может быть в его медленном аскетическом самоуничтожении, если он уже все понял и мучительно осознал все совершенное им в своем ужасающем прошлом? Может ли его добровольное самоуничтожение хоть чем-то помочь тем людям, которые пострадали от него в этом его прошлом?.. И может ли хотеть его медленного самоуничтожения тот Бог, для которого он — его любимый сын, его отрада?..
Ответы на эти вопросы были очевидны и прекрасны, но они же — тревожили и пугали. Весь религиозный мир, весь сонм уважаемых рабби и других «специалистов по Богу», всегда учил, что грехи просто необходимо не только замаливать — их необходимо искупать. Искупать разнообразными жертвами, то есть чем-то, чего ты лишаешь себя и отдаешь Богу. Ведь Богу очень приятно, когда человек, во имя Его, лишает чего-то самого себя!..
Веские рассуждения «специалистов по Богу» прижимали к земле, словно могильные плиты. И может быть, они бы даже и раздавили бывшего разбойника, если бы не пережил он в своей жизни тот удивительный момент, когда любовь Иосифа сделала ненужными не только все заранее заготовленные им правильные слова покаяния, но и сделала абсолютно ненужным и его, казалось бы, абсолютно необходимое в том случае, самоуничижение!
С помощью этого самоуничижения, с помощью заготовленного