Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероника взяла второе письмо от некоего князя N. Адресовано мужу графини.
«Любезный друг Сергей Анатольевич! Прочитал твое послание о странностях супруги. Выбрось подобную дурь из головы. Ты пишешь, что нашел у нее книги по магии и колдовству, и она ответила, мол, читает их из любопытства. Женщины вообще любопытные создания! Если бы не любопытство нашей прародительницы Евы, жить бы нам в раю. Добавлю, любезный друг, подобным недугом поражен не только прекрасный пол, но и мужской. В свое время читали Вольтера, а это похуже любых магических фолиантов. Будучи в Германии, я имел неосторожность прочитать некоего Карла Маркса. Вот настоящий бес! Во сто крат опаснее Вольтера. И ведь находятся те, кто им интересуются…
Пишешь ты мне, что подглядел, как жена твоя у себя в комнате с ужасом смотрит на правую руку, а потом подходит к зеркалу, поднимает ее и кричит: „Здоровая! Она здоровая!“. Тут ты, брат, пойми и прости женщину. Она ведь в детстве перенесла травму. А в итоге все обернулось удачно.
И уж совершенно не лезет ни в какие ворота твой рассказ о том, как увидел жену на поляне, а вокруг нее скакало звероподобное существо с козлиными рогами. Пить надо меньше. Хотя не исключаю, что, может, какой козлина от стада отбился, да к ней и подскочил.
Живи спокойно и радуйся жизни. Твоя Серафима – красавица, каких поискать».
Именно это письмо усилило подозрения Борецкой. Князь N иронизирует над видениями своего друга. А вдруг это не видения?
Снова появилась Нина Петровна, она с сочувствием посмотрела на Веронику.
– Так нельзя – без обеда. А то еще чуть-чуть, и надо будет уже готовиться к ужину.
– Время, – развела руками Вероника. – Его ни на что не хватает.
– Я принесла тебе бутерброды. И еще кое-что…
Градова положила перед Вероникой фотографию портрета молодой и довольно привлекательной женщины.
– Кто это?
– Серафима Антоновна Растопчина, урожденная Рылеева.
Вероника перестала жевать и впилась глазами в ту, кто, по всей вероятности, и была основательницей династии ведьм Чаровниц. По счастью, фото сделано хорошо, и художник явно не без таланта.
У женщины на портрете правильный овал лица, миндалевидные глаза, вздернутый нос… а вот губы немного портили «творение». Они чересчур тонкие, изогнутые в хищной и надменной улыбке. Вероника хорошо знала такой тип женщин. Какими бы ласковыми они ни выглядели, они хищницы.
Породившая зло и та, кто стремилась его остановить взирали друг на друга через столетия. От размышлений Борецкую отвлекла Нина Петровна:
– Как она тебе?
– Я увидела то, что ожидала. А нет ли в архивах сведений о ее детях?
– Тебя, конечно же, интересуют девочки.
– Безусловно, – вздохнула Вероника. – А можно еще о ближайших племянницах?…
– Ну и задачки ты задаешь!
– Так ведь не для себя стараюсь.
Оставалось ждать. И опять Веронике казалось, что драгоценное время улетает безрезультатно. Каким будет итог ее поисков? Не посмеются ли потом коллеги и начальство? В ушах уже зазвучали слова тех, кто посвятил Борецкую в основы профессии сыщика: «Остановись! Реальная жизнь – это не фантастика. Ты ищешь не мифическую ведьму, а конкретного человека. Остановись, иначе станешь притчей во языцех в следственных органах на долгое-долгое время».
Потеря лица и осмеяние имени – еще не все. Ее привлекут к ответственности. Неважно, за что. Чаровница найдет способ ее подставить, а потом и вовсе покончить с ней!
Опять Чаровница! «Я права! – хотелось кричать Веронике. – Послушайте все: ведьма реально существует! Я остановлю ее. Только бы мне не помешали „свои“!»
Как же она ждала Градову! Наконец та снова пришла.
– Что-то есть, Нина Петровна?
– Да. У Растопчиной было пятеро детей, из них две дочери.
– А племянницы?
– Родных не имелось. Дальних родственников можно исключить.
– Почему?
– Я уже говорила, что обычно ведьма передает свои магические знания одной из дочерей, племяннице – редко и только родной. И то в двух случаях: если у ведьмы вообще нет дочери или она есть, но рвет с идеологией матери и уходит к Свету.
– А когда нет ни дочери, ни родной племянницы?
– Род ведьмы прекращает существование… Итак, две дочери. Одну можно сразу вычеркнуть…
– Почему?
– Как следует из найденных источников, она умерла, не успев выйти замуж. Зато у другой было восемь детей, из них четыре девочки.
– Получается, что одна из них…
– Продолжила род Чаровниц. У нас есть фотографии всех четырех. К счастью, в последней трети девятнадцатого века фотография уже стала неотъемлемой частью жизни России. Если бы знать: какая из четырех, то поиски бы все-таки упростились. Осталось бы «пройти» всего полтора столетия.
Четыре фотографии легли на стол перед Вероникой. Четыре сестры, похожие друг на друга, с застенчивыми улыбками, чуть любопытными взглядами. Каждая выглядит едва ли не образцом добродетели.
– Я бы не смогла определить, – вздохнула Градова. – Но раз ты следователь, рискни…
«Хорошо сказано! – подумала Вероника. – Я вычисляла преступников по конкретным фактам, по результатам экспертизы, а не по лицам!..»
Все четыре дамы на фотографиях словно заулыбались – то ли насмешливо, то ли коварно: «Ну и кто из нас?… Давай, девочка, давай! Ты же изучала психологию и физиогномику».
– А что толку? – «ответила» им Вероника. – Любой самый лучший психолог может ошибиться. А у меня нет на это права.
«Если попробовать проанализировать имена? – размышляла Борецкая. – Мать наверняка кого-то изначально решила сделать своей наследницей и дала той соответствующее имя.
А если это решение пришло к ней не с самого начала, а по мере наблюдения за дочерьми?
Надо все же попробовать прокрутить вариант с именами».
Первая – Анастасия, от древнегреческого – «воскрешаемая к жизни». Вторая – Инесса – «ягненок» или «невинная». Третья – Наталья, в переводе с латинского «родная», в более поздних вариантах – «рождественская, благословенная». Четвертая – Марина, от латинского – «морская».
Что в итоге?
– Ничего, – «расхохотались» женщины на фотографиях.
Вероника искала подозрительные черты то у одной, то у другой. Время шло, усталость возрастала, период «нормального соображения» заканчивался.
Еще раз! Что-то она опять забыла… Для чего она ездила к отцу Алексию?
Вера в свои силы – это хорошо! Но надо помнить и о Силе более могущественной. У Чаровницы свой господин, у Вероники – свой, Создатель неба и земли.
– Господи, помоги! – прошептала Вероника и прочитала «Отче наш».