к делу со всей ответственностью — первыми заложил пять трассирующих подряд, а дальше каждый третий патрон трассирующий. В неразберихе боя так будет легче корректировать прицел, а ещё я точно не пропущу момент, когда магазин покажет дно.

— Закончили? — оглядел нас старлей. — В колонну по двое, становись!

Всего нас тридцать четыре человека, все измотанные, половина вообще не до конца даёт себе отчёт в том, что происходит вокруг, но других людей нет.

Как-то подходил к нам с Ильёй сержант Бусин, просил показать технологию курения сигар. От него-то я и услышал, что у военных была своя история встречи зомби-апокалипсиса, сильно отличающаяся от той, которую пришлось пережить мне.

Началось всё у них во время четвёртого часа теоретических занятий, то есть в помещениях был максимум личного состава. Вот тогда-то и погибла основная масса военнослужащих. Даже если ты военный, ты не можешь быть готов к тому, что твои сослуживцы, которых ты уже неплохо знаешь, вдруг резко превратятся в чудовищ, алчущих плоти.

Сценарии дальнейшего развития событий несколько отличались, но везде приводили к одному итогу — личного состава оставалось мало. Кто-то бежал, кого-то убивали случайно, а кто-то напрасно гиб, пытаясь образумить или остановить ходячих мертвецов. Там, где сразу начинали стрелять, как правило, удавалось сохранить больше боеспособных солдат.

Бусин утверждал, что были части, которые погибли почти в полном составе и на связь больше не выходили — это была работа для специальных групп, задачей которых было вывезти максимум оружия и техники из потерянных частей.

Может показаться, что уж военных никак не должно было так потрепать, но потрепало, потому что их не учили противостоять чему-то подобному.

— «Карамба-1» на связи, «Зоопарк», — нажал на тангенту рации старлей Грабов. — Поездом выдвигаемся на «Теплоту». Приём.

«Поездом» — условное обозначение «в полном составе», а «Теплота» — это остров Летний сад. Контры точно слушают эфир, поэтому пусть думают, что всё это значит.

«Это „Зоопарк“, „Карамба-4“, приняли», — сообщил динамик рации.

И мы пошли.

По Мытнинской набережной, мимо деревянного корабля.

— Как думаешь, можно свалить отсюда на этой штуке? — спросил у меня Илья.

— Это р̀естор̀ан, — вздохнул я устало. — Там можно только поесть, но уже несвежее.

— Ха-ха, — хохотнул Илья, после чего вытащил из кармана пачку сигарет. — Будешь?

— Спр̀ашиваешь, — усмехнулся я, принимая пачку и зажигалку.

Пересекли Биржевой мост. Удивительно было идти по проезжей части пешком. Брошенные тут автомобили были сдвинуты по сторонам, чтобы не мешали проезду бронетехники. На дороге валяются раздавленные гусеницами чемоданы, одежда, обувь — грустно видеть такое…

Прошли мимо здания Биржи.

— Голодай, чтоб они пир̀овали, — пробормотал я. — Голодай, чтоб в игре бир̀жевой, они совесть и честь пр̀одавали, чтоб глумились они над тобой…

— Чего говоришь? — не расслышал Илья.

— Да так, ничего, — ответил я, затягиваясь сигаретой.

Через дворцовый мост на дворцовую площадь, где находится Зимний, в котором Эрмитаж.

Правда, Зимний, судя по предупреждающим табличкам, ещё не освобождён от мертвецов. Полагаю, командование не увидело смысла зачищать общественное здание, где нет никаких условий для долговременного нахождения людей.

На дворцовой площади некогда был развёрнут палаточный лагерь для личного состава, обнесённый колючей проволокой и уставленный баррикадами. Отсюда оперативно отправляли группы для зачистки ключевых объектов и улиц, а потом, когда территорию севернее Мойки полностью зачистили, лагерь был разобран и заброшен.

— Бывал там? — спросил у меня Илья.

— Конечно, — ответил я.

— А я вот всё никак… — вздохнул он с сожалением.

— Ты что, не питер̀ский? — удивился я.

— Питерский, — покачал головой ополченец. — Просто в Новом Девяткино жил.

Стоит отметить, что он сильно похудел с момента нашего знакомства. Прошло меньше недели, а он уже мало напоминает того упитанного добряка, которого я встретил в зоопарке. Резкое похудение, конечно, не очень хорошо, но зато задыхаться при беге будет меньше. И чувствую я, что побегать нам придётся немало…

Когда пошли по Миллионной улице, сразу стали видны признаки зачистки. Тела никто не хоронил и не убирал, поэтому мертвецы вповалку лежали на тротуарах, куда их сдвинули бульдозером. Улицы были залиты кровью, засыпаны подсохшими ошмётками плоти и гильзами. Гильз было так много, что они забили перфорированные канализационные люки, куда их смыло позавчерашним дождём.

Через два перекрёстка к группе зачистки Миллионной улицы присоединилась скорострельная зенитка. Я поднял снарядную гильзу — 23×152 миллиметра, точно такие же, какие спёрли у интенданта. Только предполагаю, что это была ЗСУ «Шилка». Интенсивность обстрела была лютой, потому что ошмётками плоти и кровью забрызгало стены зданий, а ещё видны легковые машины, изрешечённые и сгоревшие. Тела оттолкали бульдозером в сквер между Мраморным дворцом и давно закрытым Техническим университетом, к конному памятнику императору Александру III. Мужик в папахе, сидящий на коне, едва виден за горой из гниющих тел. Мрак.

Дальше было Марсово поле, где располагался полевой штаб командования мотострелков и танкистов. Офицеров тут порядочно, как и бронетехники. Вокруг танков снуют механики, пытающиеся устранить неисправности и хоть как-то смыть кровь и кишки.

— Мы пришли, — сообщил Грабов, до этого говоривший с кем-то по мобильнику. — Слушайте боевую задачу.

Собираемся вокруг него.

— Выдвигаемся в сквер Ломоносова, — заговорил Грабов, закурив. — Там есть длинный жилой комплекс, в котором могут быть мирные жители. Наша задача — найти их и вывести сюда, на Марсово поле. Оружие проверить, морально приготовиться к тому, что придётся много стрелять. В колонну по трое, становись!

/7 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Ломоносовский сквер/

— … сука! — выкрикнул Илья.

Раздалась длинная очередь, после чего до меня донеслись звуки падения тела.

— Ты как там?! — спросил я, вдавливая лезвие шпаги в череп некой немёртвой старушки.

Чувствую крошечный прилив могущества, уже привычный и почти незаметный, после чего отступаю назад по коридору и выхожу к кухне.

Илья лежит на спине в узком коридоре и пытается оттолкнуть от себя немёртвого старика, пытающегося прогрызть казённую часть АК74 и добраться до глотки паникующего ополченца.

— Дер̀жи его, — спокойно произнёс я. — Сейчас р̀азбер̀ёмся…

Кровь пускать нельзя, потому что она зальёт лицо Ильи, а там слизистые, что чревато заражением и смертью минут через десять. Я бы не хотел такого для своего боевого товарища, поэтому хватаю мертвеца за плечи и отпихиваю обратно на кухню. Перепрыгнув через Илью, падаю на грудь мертвеца и тут же вбиваю шпагу в левый глаз противника.

— Мьер̀де, я пр̀осил тебя быть внимательнее! — недовольно высказал я Илье, заходя на кухню.

— Я запаниковал, — начал оправдываться ополченец, вставая на ноги. — Не повторится.

— Будем надеяться, — вздохнул я. — Мне нужен надёжный человек за спиной, а не паникёр̀.

— Не повторится, — Илья встал и отряхнулся.

— Укусов нет? —