легитимация сильной партии, призванной служить авангардом и покровителем китайского государства. Вскоре после вступления в должность Си сообщил своим коллегам по Политбюро, что «добиться общественной поддержки – вот задача, решение которой обернется выживанием или исчезновением КПК». Он прямо предупредил: «Коррупция может убить партию». Цитируя Конфуция, он поклялся «управлять добродетельно и соблюдать порядок, налагая наказания»[460]. Это не была пустая угроза. Си начал антикоррупционную кампанию беспрецедентного масштаба, а во главе расследований поставил своего ближайшего соратника Ван Цишаня. Вану подчиняются 18 следственных групп, причем их начальники, проверенные люди, отчитываются непосредственно перед Си. С 2012 года более 900 000 членов партии подверглись дисциплинарным взысканиям, 42 000 человек исключили из рядов КПК и привлекли к уголовной ответственности. Среди последних – 170 высокопоставленных «тигров», в том числе десятки высокопоставленных военных офицеров, 18 действующих или бывших участников пленума Центрального комитета и даже бывшие члены Постоянного комитета Политбюро[461]. В ходе этой кампании Си и его внутренний круг также разрабатывают стратегию для формализации процедур, дабы обеспечить главенство закона.

В отличие от горбачевской гласности – открытости идеям, – Си требует идеологического единства и ужесточает контроль за политическим дискурсом. Он настоял на том, что средства массовой информации должны прежде всего служить интересам партии. Более того, он участвовал в создании системы отслеживания финансового, социального и цифрового поведения каждого гражданина КНР посредством обширной базы «социального кредита», напоминающей систему из «1984» Джорджа Оруэлла[462]. При этом Си стремится всемерно укреплять центральную организующую роль партии в китайском правительстве. Дэн Сяопин в свое время желал разделить партию и правительство и обеспечить приоритет государственной бюрократии в противостоянии с партией. Си категорически отверг эту идею – пожалуй, можно сказать, что он намекнул своему предшественнику: «Это же партия, глупый». Вскоре после прихода Си к власти в газете «Жэньминь жибао» напечатали такой тезис: «Главным условием благополучия Китая и реализации китайской мечты является наша партия»[463].

Снова сделать Китай гордым

Си прекрасно знает, что очищения партии недостаточно. Даже когда рыночные реформы Дэн Сяопина существенно ускорили экономический рост после 1989 года, партия продолжала искать новый raison d’etre[464]. Почему китайский народ должен и впредь позволять ей править? Ответ партии на этот вопрос является вторым приоритетом «китайской мечты» Си: из-за возрожденного чувства национальной идентичности, возрожденной гордости миллиарда китайцев. Исповедуя яростный коммунизм, Мао и его товарищи-революционеры подчинили китайское всемирной (а по сути западной) идеологии. Но для многих китайцев марксистская концепция «нового коммунистического человека» оказалась чуждой. Национализм же куда более эффективен, особенно в долгосрочной перспективе.

Си заново создает КПК как преемника и наследника имперских мандаринов, как хранительницу гордой цивилизации с историческим мандатом на правление. «Несколько тысяч лет назад китайский народ вступил на путь, отличный от пути других народов, – говорит Си. – Отнюдь не случайно мы стали строить свой, китайский социализм. Это решение диктовалось историческим наследием нашей страны»[465][466]. Специалист по Китаю Марк Эллиот выделяет прямую преемственность между древней империей и республикой: «Китайская Народная Республика стала преемницей империи Цин… и все чаще вынуждена полагаться на эту преемственность в оправдание своей легитимности»[467].

Си лично возглавил движение по возрождению интереса к классической китайской мысли и распорядился, чтобы чиновники по всей стране посещали лекции о «блестящих озарениях» Конфуция и прочих китайских философов во имя укрепления «национальной гордости»; по его словам, «Коммунистическая партия Китая является преемницей великолепной и восхитительной традиционной китайской культуры»[468]. Величие Римской империи вдохновляло творцов итальянского Ренессанса, а величие «золотого века» китайской культуры shengshi, эпохи до падения династии Цин, должно послужить поводом для гордости современных китайцев. Показательно, что весьма важный для Си и его курса, а потому часто употребляемый термин «омоложение» (Juxing, рис. Стр. 122 оригинала), можно также перевести как «ренессанс».

Между тем фраза wuwangguochi, то есть «никогда не забудем наше национальное унижение», стала мантрой патриотического воспитания, она напоминает о понесенных жертвах – и, говоря прямо, взывает к отмщению. Джефф Дайер поясняет: «Коммунистическая партия Китая столкнулась с тлеющей, так сказать, угрозой своей легитимности, стоило ей отринуть учение Маркса ради рынка». Потому партия постоянно напоминает народу о былых унижениях со стороны Японии и Запада, «чтобы укрепить единство, которое было почти разрушено, и реконструировать китайскую идентичность, в корне противоречащую американской модерности»[469].

В 1990-е годы, когда многие западные мыслители рассуждали о «конце истории» в связи с очевидным триумфом рыночных демократий, ряд наблюдателей предполагал, что Китай тоже встал на путь модернизации и демократического правления. Сегодня мало кто в самом Китае скажет, что политические свободы важнее восстановления международной репутации и национальной гордости китайцев. Как отмечал Ли Куан Ю: «Если вы думаете, что в Китае возможна демократическая революция, придется вас разочаровать. Где сейчас студенты с площади Тяньаньмэнь? О них позабыли. Они не имеют значения. Китайский народ хочет возродить Китай»[470]. Пока Си выполняет свое обещание восстановить былое величие Китая, будущему партии (и его собственному) будущему ничто не угрожает.

Поддерживая неподдерживаемое

Си известно, что поддержка населением партийного курса в значительной степени зависит от способности партии обеспечивать уверенный экономический рост, причем темпами, которых не достигало никакое другое государство в истории. Но продолжение экстраординарного экономического развития Китая требует уникальных усилий. Категоричное обещание Си сохранять рост не менее 6,5 процента ежегодно до 2021 года чревато, как выражаются некоторые аналитики, стремлением «поддерживать неподдерживаемое».

Налицо общее согласие относительно того, что именно Китай должен делать для сохранения темпов экономического развития на долгие годы. Основные элементы схемы изложены в последнем пятилетнем экономическом плане: это ускорение стимулирования внутреннего потребительского спроса, реструктуризация или закрытие неэффективных государственных предприятий, развитие научной базы и широкое внедрение технологических инноваций, поддержка китайского предпринимательства и недопущение чрезмерного государственного бюджетного дефицита.

Если отталкиваться от нынешних показателей развития, Китаю еще потребуются многие годы роста высокими темпами, чтобы достичь жизненных стандартов передовых, наиболее развитых стран мира. Доход на душу населения в Китае пока на треть меньше, чем в Южной Корее или Испании и впятеро меньше Сингапура или США. Китай уверенно и неуклонно движется от производства базовых товаров к производству товаров и услуг повышенной стоимости, так что доход будет возрастать. Но Си справедливо опасается ловушки среднего дохода, в которую угодили многие развивающиеся страны: растущая заработная плата ликвидирует их конкурентное преимущество в сфере производства. Таков стимул реформ, которые сам Си называет «реформами со стороны предложения», направленных на изменение баланса в экономике Китая – от ориентации на экспорт к приоритету внутреннего потребления. Фактически сектор