У моей знакомой Наташи совсем недавно погиб сын в аварии. Нелепо, глупо. Внезапно. Я все пропустила. Лечила дочь. Мне было не до чужих трагедий. А Наташа по шажку, по ступеньке уже спускается в подвалы разума. Пишет длинные посты о загробной жизни. Предъявляет Богу «справедливые» претензии.

Наташа с удивлением узнала, что ее праведная жизнь совсем не гарантия отсутствия трагедий. Что с хорошими людьми происходят плохие вещи. Что справедливости не существует. Почему ее красивый и перспективный сын, талантливый и добрый, погиб, а сидевший рядом сосед, наркоман, регулярно отбирающий пенсию у пожилой матери, отделался переломом ключицы?

Почему не наоборот? Наташе иногда кажется, что даже пожилая мама наркомана предпочла бы наоборот… Господи, ну почему Ты решил иначе?

– Поговори с ней, – просят друзья, переживая за Наташу. – Ты умеешь… Там же дочка осталась. Семь лет. Надо спасать как-то…

Что я умею? Слова – они одни и те же. Нет у меня других. Я ничего такого не умею. Я говорю обычные слова, просто искренне. От всей души. И кажется, что это особенные, правильные слова. Но нет. Просто я говорю сердцем. Но что сказать матери, потерявшей сына, я не знаю. Прости меня, Наташа. Мне кажется, что если я приду к тебе со своими «особенными» словами, ты скажешь мне: «Твоя дочь выжила. Что ты знаешь о боли потери ребенка?» И все мои складные слова разобьются об эту правду. Ничего. Я ничего не знаю, Наташа. Ты права. Бог любит меня, слабую, и посылает лишь те испытания, после которых я могу дышать и улыбаться. Но знаешь, Наташа….

Там ему хорошо. Не больно. А тут тебе больно. Но значит, так надо, чтоб больно, Наташ. Боль – это тренажер всех других чувств. Боль безжалостно, не жалея слез, тренирует желание жить, разрабатывает мышцу любви. Потерпи, Наташа. Сколько? Не знаю, сколько лет, сколько зим… Сколько сможешь, Наташ. До краев. Только знаешь, Наташ, не надо жить в «бы». У каждого свой путь. И его надо пройти без «бы». Умереть при жизни – это даже страшнее смерти. Ходить по миру без лица, с пустыми, выколотыми горем глазницами, – это нечестно. Понимаешь? Это обман самого себя. И если кто-то сверху дарит тебе бесценный, но ненужный тебе сейчас подарок – жизнь, ты возьми его. Возьми, пожалуйста. И живи. Живи, ладно? Зачем? Не знаю. Ну, придумай себе смысл.

Что сегодня ела твоя дочь, Наташ? Что ей задали по математике?

И если вы живете, живите честно. Ярко. Сочно. Как будто не больно. Как будто горе не отняло у вас способность любить и чувствовать. Не переселяйтесь в «бы». Ничего не изменит ваше «бы», это судьба. Ее не обойдешь, не обманешь. Не переписывайте мысленно прописи судьбы. Нельзя ни о чем жалеть. Сегодня, сегодня живите. В квартире, не на кладбище. Смейтесь, плачьте, прощайте, благодарите, наряжайтесь. Красьте губы в алый мак. А если боль сжимает горло и черное озеро смерти манит своей нефтяной глубиной, спасайтесь мыслью о том, что там не больно. Там хорошо всем. И вам будет хорошо, когда придет время. Не торопите его. Пройдите этот свой путь до конца.

А ваше «хорошо» вас дождется. Вы только живите. И страстно, изо всех сил переживайте, прошу вас, из-за двоек детей, коммунальных платежей и погоды. Научитесь снова искренне переживать из-за всякой ерунды. И родите сыновей. Вы думаете, те, кто рожает детей, не боится звонков седых участковых?

Все боятся. Просто жизнь – это не только ожидание плохих вестей. Это совсем другое. Это двойки в дневнике, коммунальные платежи, прокисший салат и погода. Из года в год. Снега, дожди, капели и ягодное счастье.

Столько лет. Столько зим.

Моя мама очень легко относилась к деньгам. Однажды мы оказались в сложной финансовой ситуации, фактически не хватало на еду. Надо было прокормить четыре рта: мамин (она без работы), мой (13 лет), отца (алкоголик) и кота Персика.

Мама поехала к сестре занимать деньги. Заняла ровно столько, на сколько мы сможем прожить неделю.

– А дальше решим, – сказала она сестре, которая предлагала больше.

Мама вернулась домой в плохом настроении, она не любила занимать. Говорила: «Занимаешь чужие, а отдаешь свои».

Я была дома, и только что скормила последнюю банку кильки в томате коту, которому больше нечего было есть.

– Иди сходи в магазин, – сказала мне мама. – Деньги в сумке. А у меня что-то давление.

Я понимала, что это давление ответственности на психику загнанного в угол человека.

Я надела куртку и взяла мамину сумку. Она была аккуратно разрезана вдоль. Дырка напоминала открытый в ужасе рот, кошелька внутри не было. Была старая помада и носовой платок.

– Мааам… – Я вошла в комнату прямо в обуви. Показала ей разрезанную сумку.

– О господи, – заплакала мама.

Она все поняла. Что своих придется отдавать в два раза больше, чем рассчитывала. Спустя час она собралась и поехала к сестре. Был вечер, темнело.

– Мам, купи что-нибудь поесть на обратном пути, а то уже закроются магазины…

– А что тебе хочется?

– Рябчиков с ананасами, – пошутила я. – Какая разница, что мне хочется? Купи нам кефира и хлеба, а коту консервов. Не до шика, не будем колбасу и сыр брать.

Я осталась ждать маму дома. Спустя пару часов она вернулась домой в отличном настроении.

– На, тащи пакет на кухню, – сказала она, передавая мне продукты.

Я покорно потащила, резко дернула. У пакета порвалось дно. На пол вывалились скумбрия горячего копчения (мы с мамой обожали есть ее с картошкой), колбаса, сыр, консервы и… ананас!

– Что это? – ошарашенно спросила я.

– Один раз живем, – ответила мама на какой-то другой вопрос.

– Я не поняла, ты умирать собралась, а на меня долги повесить? – шутливо уточнила я. – Откуда эти яства? Ты банк ограбила?

– Оль, я заняла денег, потом зашла в магазин, купила хлеб, кефир и почувствовала – сейчас расплачусь. Настроение гадское. Не хочу я кефир этот. Думаю, сейчас приду домой, буду есть хлеб, пить воду и ребенка своего тем же кормить, и вообще с ума сойду от тоски. А денег на скумбрию хватало. Ну я и… Как говорится, гуляй, рванина.

– Мам, я правильно понимаю, когда мы все это съедим, а это уже завтра, потому что у нас четыре рта, то мы останемся без денег и без еды?

– Вот и решим эти проблемы завтра! – весело сказала мама. – Найду работу. Или пойду в богатые дома убираться. Меня вон зовут. А сейчас, дочь, свари-ка картошечки, да со скумбрией… А ананас на десерт. Прости, рябчиков не было…