– Что за рыбки?

– Пестренькие, по экрану плыли. Я сдуру нажал кнопку, они и того… Мне бы их назад…

– У тебя терминал?! – воскликнул профессор. – Андрей, ты… в «неотложке»?!

– Здоров я, здоров, – сказал Андрей.

Ему не терпелось побыстрее закончить этот нудный разговор. Он проклинал себя уже не столько за «девятку», сколько за следующие одиннадцать знаков. Если б он знал, как прервать сеанс связи, то давно бы оставил профессора наедине с его химерами. Но Андрей не знал. Сетевой терминал – это все-таки не монитор.

– Ты попал в «неотложку», – скорбно повторил Никита Николаевич.

– Да нет же! Что вы заладили?! Со мной все в порядке. Я у Сергея Сергеевича.

– Это тот, наставник? Это он тебе статус поднять собирался?

– Мне поднимать ничего не надо, – обиделся Андрей. – У меня и так…

– Так?.. И ты уже?.. Постой, Андрюшенька, секунду, – нервно залебезил профессор. – Секундочку, я тут включу…

– Нет у меня времени! Сейчас войдет кто-нибудь, а я с чужой вещью… некрасиво получится.

– Тогда вот что. Набери еще один номер.

– Где набирать-то?! – разозлился Андрей. – Здесь ваш лик. Все место занимает.

– Внизу, под активным окном… ну, под моим ликом, – пояснил он, – есть черная полоска, командная строка. Ты набирай, набирай, увидишь.

Никита Николаевич начал торопливо диктовать цифры вперемежку с буквами. Андрей, не в силах ослушаться старшего, тюкал по клавишам – ничегошеньки не понимал, молча называл себя дубиной, но продолжал тюкать. Длилось это вовсе не секунду, гораздо дольше. Когда Андрей уже готов был сорваться, профессор остановился и сказал:

– Все. Жми на «Ввод».

Андрей нажал. Экран потемнел, и по нему помчался столбец текста, такой быстрый и такой мелкий, что разобрать слов было невозможно.

– Никита Николаевич!.. – взвыл Андрей.

– Да, да, я здесь, – отозвалось из терминала. – Отлично, Андрюшенька.

– Какой там «отлично»?! Я думал, мы выключаем все!

– Выключим, обязательно выключим. Еще немножко, и…

Что-то заставило Андрея насторожиться, и за мгновение до того, как двери открылись, он панически захлопнул чемоданчик.

В комнату вошел Вадик, бодрый и свежий. За ним появился Сергей Сергеевич.

– Садись, не стесняйся, – сказал он. Андрей, освобождая место, сдвинулся подальше от терминала.

– Когда ты протрезветь успел? – спросил он.

– У них тут таблетки, – ответил Вадик, усаживаясь. – Съел, и все сгорело.

Он задумчиво погладил пластмассовый угол терминала и, не выдержав соблазна, заглянул под крышку. Андрей с облегчением вздохнул – по экрану опять плыла стая рыбок.

– Смелее, – поддержал Сергей Сергеевич. – Привыкай к технике, в городе она повсюду.

– Сколько нас, таких? – спросил Андрей. – Остальных тоже просвещают?.. Или посвящают?

– Сообразно способностям.

– Сергей Сергеевич мои картины видел, – пояснил Вадик.

– А ты, Андрей, их видел? – поинтересовался наставник.

– Конечно. Но я не разбираюсь. А вы-то когда успели?

– Успел, успел.

– Да, а как твой Мурзик поживает? – спросил Вадик.

– Помер он. Если б ты мне дал краски… Ладно, уже поздно.

Сергей Сергеевич, не глядя на терминал, отключил его от Сети, и Андрей окончательно успокоился.

– Сейчас посмотрим кое-что, – сказал наставник, взмахивая штекером от монитора. – Кое-что познавательное. Про живопись. Специально для тех, кто не разбирается.

Андрей смутился и бестолково потрогал пустой стакан. Вадик глянул на него с превосходством, но говорить ничего не стал.

Сергей Сергеевич откинул одну из стенных панелей и чем-то там пискнул – снаружи на окнах начали опускаться металлические жалюзи. Комната постепенно погружалась в сумерки.

– Как в кинотеатре, а? – благоговейно шепнул Вадик.

Андрей промолчал. Он обратил внимание, что двери тоже перекрываются, и это ему не понравилось.

Когда в комнате воцарилась кромешная тьма, перед диваном загорелся большой экран. В центре монитора сиял белый ромб кровати – вероятно, камера висела под самым потолком, в углу. Из динамика доносились парные хрипы, но людей в кадре не было. Справа на миг показалась и исчезла пятка, мужская или женская – не разобрать.

Хрип неожиданно прекратился, и мужчина что-то недовольно пробубнил, Голос принадлежал Вадику. Андрей услышал, как Вадик – не на экране, а тот, что рядом, – сопит и ерзает.

– Бля! – сказал Вадик. Тот, что на экране.

– Ничего, мне и так хорошо, – ответила женщина, и, не вставая с пола, заползла на постель. Это была рыжая Лена.

Она улеглась на спину и раскидала руки-ноги по сторонам.

Андрей задумался, нужно ли ему смотреть дальше, и решил все же посмотреть.

У кровати возникло худое тело Вадика и рухнуло возле женщины.

Андрей и не предполагал, что два голых человека, не занимающихся любовью, выглядят еще похабней. Он чувствовал, как у него горят щеки, – не исключено, их с Гертрудой тоже снимали.

– У тебя странные символы, – томно произнесла Лена.

– Чё? – сказал Вадик.

Звук был записан потрясающе. Казалось, микрофоны стояли прямо в кровати.

– Я про картины твои. Символика необычная. Но доступная. Почему раньше никто к этому языку не пришел?

– А… Да, это у меня есть, – отозвался Вадик и, приподняв бок, почесал ягодицу.

– Только я идею не улавливаю, – Лена словно вспомнила, что из угла на нее таращится объектив, и лениво прикрылась. – Язык понятен, а сверхидея не расшифровывается.

Разговор в постели про символический язык и сверхидею Андрея немного забавлял. Но – лишь немного. Он все не мог выбросить из головы металлические ставни на дверях.

– Так чего ты хотел добиться? – спросила Лена.

– Да ничего особенного… – сказал Вадик. – Чтоб, допустим, посмотрел человек на картину – и пошел, повесился. Или вены вскрыл.

– Это шутка?

– Нет, конечно.

– Ну и что? Повесился, а потом?

– Да ничего… – повторил он. – Потом другой посмотрит и тоже вены вскроет.

– А цель?

– Цель?.. О-о-о! Цель у меня глобальная.

– Догадалась… Ну, а когда все умрут? Что будет?

– Тогда и я вскроюсь, – спокойно сказал Вадик.

– А смелости хватит?

Он оторвал от простыни левую руку, Андрей сначала подумал – чтобы обнять Лену, но Вадик надолго задержал предплечье у ее лица.