Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так шло время, но в один прекрасный день, во вторую годовщину авиакатастрофы, низкорослый, тощий и взвинченный человечек с густыми черными волосами, назвавшийся Апеллесом Ширгу, партнером Карлеса, уселся в кресло, где она проводила часы в размышлениях, и сказал, я нанял профессионалов, чтобы они расследовали дело, и…
– Ширгу?
– Да. Апеллес Ширгу.
– Ширгу… – повторила она, как в забытьи.
– Как я уже говорил, я нанял профессионалов, чтобы они расследовали дело, и…
– Какое дело?
– О смерти вашего мужа.
– А. – До чего же она устала, безмерно устала. – И что, летчик без прав летел?
– Вашего мужа не было среди погибших в авиакатастрофе.
– Вы что, спустились на дно морское и его недосчитались?
– Нет. Мы нашли неиспользованный посадочный талон на его имя.
Она устало глядела на дорогу сквозь балконное стекло.
– В чем вы были партнерами?
– В разных делах. Он никогда обо мне не упоминал?
– Нет.
Получается, Ширгу – это фамилия. Ну да: такая же, как у Маргариты Ширгу[59].
– Я хочу знать, где он скрывается.
– Зачем ему скрываться, если он умер?
Ширгу взволнованно пригладил волосы и ничего не ответил. Она продолжала настаивать:
– А почему бы вам не обратиться с этой историей в полицию?
– У меня есть свои причины этого не делать. Где он скрывается? Как передает вам деньги?
– Какие деньги?
– Предупреждаю, что, если вы не согласитесь мне помочь… вы можете горько пожалеть.
Роза яростно вскочила и пошла к двери, выходившей на лестничную клетку. Она так устала, ей так это все надоело, что у нее не хватило сил даже испугаться. Ширгу медленно последовал за ней, скрывая беспокойство. Когда он подошел поближе, она высказала ему в лицо, что покойники вдовам денег не посылают и что пошел он в жопу со своими угрозами, и распахнула дверь, чтобы этот человек навсегда исчез из ее жизни. Ширгу ретировался, поджав хвост. Но в ее голову закралась мысль, что, может быть, Карлес и взаправду… Невероятно. И прошли годы, много-много лет. И настал день, когда никто уже не помнил о годовщинах авиакатастроф, так как на их место пришли новые годовщины, а с тех пор много воды утекло, и уже давным-давно настало новое тысячелетие, а память не вечна и приходит время, когда, если любви уже нет, воспоминания – штука утомительная, и покойники нам разве что мешают. А если точно не знаешь, умерли они или нет, они хуже камушка в ботинке.
3
Им повезло, что его кузен был знаком с прорабом со стройки; точнее, повезло, что прораб со стройки был любовником его кузена и ни в чем не мог ему отказать. Он сообщил, что строительство не начнется до понедельника, так что вся суббота после обеда в твоем распоряжении, хотя мне и кажется, что у тебя не все дома.
– Совершенно верно. А еще я приглашу трех-четырех одноклассников.
– Делай что хочешь, пацан. Инструменты сами принесете.
– Не вопрос.
– И сильно не шумите; хоть этот участок и на отшибе, мне перед началом работы проблемы не нужны.
То, что произошло под вечер, его изрядно удивило: никто из тех, кому он позвонил, не сказал, мужик, ты с ума сошел, а наоборот, все сказали, конечно, я помню про клад. Кстати, а что мы там спрятали?
– Тетрадку.
– И одежду какую-то. У одной из учительниц стащили.
– У сеньориты Грасия.
– Точно. Ее всемирно известный шарф.
– Вот-вот.
– Я уверен, что мы все сложили в жестяную коробку. Из-под печенья.
– Нет, из-под конфет.
– Какая разница.
– А разве не в полиэтиленовый пакет?
– Да ну, ты что! В жестянку.
Все пятеро бывших учеников нашей школы, стоя в голом саду, в котором целую вечность располагался школьный двор, облокотившись на кирки и лопаты, грустно смотрели на здание, в котором провели шесть безмятежных лет, войдя в него впервые шестилетними и выйдя двенадцатилетними.
– Нет, мне было тринадцать, я до тринадцати лет там училась.
– Потому что ты всегда была самая старшая.
– Я и сейчас самая старшая.
– Конечно, бабуля.
– Еще раз назовешь меня бабулей, получишь киркой по башке.
– Да что ты, бабушка, ты на ногах-то едва держишься, бабушка-старушка.
– Сволочь ты, Питус. Знаешь, что я добрая, и пользуешься этим.
– Вечно эти двое грызутся.
– Да что ты, – ответил Питус, – я вечно ссорился с этой самой, как ее, с Байлиной.
– С Лаурой?
– Вот именно.
– Точно, Лаура… – с потерянным видом протянул почти облысевший одноклассник в приступе ностальгии.
– Вы что, не позвали ее?
– Она в Упсале[60] живет.
– Охренеть. И что она там делает?
– Я что тебе, энциклопедия? Живет она там.
– Давайте-ка, давайте-ка… Пора за работу, ребята… – Питус сосредоточенно озирался по сторонам. – Кажется, мы закопали его под дубом.
– Под каменным дубом.
– Какая разница. Рядом с ним. Более-менее тут. Припоминаете?
– Мы что, даже карту не нарисовали, чтобы потом найти тайник?
– Нарисовали. Но потом куда-то дели.
– Мне кажется, мы клад зарыли ближе к школе. В той стороне.
– Да вы что! Не тут и не там; мы закопали его у забора, где растут кипарисы.
– Это туи.
– Ну ты даешь, мужик. Туи?
– Туи.
– Ну, значит, там, рядом с туями. Тут, под дубом, его бы любой нашел.
– Под каменным дубом.
– Честно говоря, я думал, что вы все помните.
– Сколько лет прошло, Питус. Ты и сам забыл.
– Да помню я все: по-моему, мы закопали его тут, под дубом.
– Под каменным дубом.
– А помните, как Канивель все время лазил по деревьям?
– Типа «Барон на дереве»[61].
– Чего?
– Так, ничего.
– Елки зеленые! Где он теперь, Канивель?
– Без понятия.
– Ну что? Продолжим заседание или возьмемся за дело?
– Хорошо, а копать-то где будем?
– Поступим как археологи: произведем дегустацию в четырех-пяти местах.
– Жара тут какая.
– Это еще что за дегустация?
– Разроем кусочек тут, потом кусочек там. Сначала будем копать у дуба, потом возле кипарисов.
– Это каменный