Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там что, правда внутри еще мертвые лежат? Нет, я никаких хлопков не слышал. Я с собакой гулял, я всегда с ней гуляю после работы, понимаете. И вот, стоит тут машина. Нет, транспорта тут мало в эти часы. И кого тут пришили? Русских мафиози?
– Простите, но вопросы задаю я.
– Ладно, ладно, дошло уже.
– То есть толку от свидетелей ровным счетом никакого.
– Ну да, как водится.
«Зверское убийство Ж. Г., известного филантропа и коллекционера произведений искусства. В ходе жестокого нападения, совершенного на первом километре шоссе Аррабассада, также погиб водитель Ж. Г. и еще одна жертва, личность которой до сих пор не установлена».
– Зачем же они пишут, что не установлена, когда мы знаем, что ее зовут Нина Алтет?
– Чтобы дать время…
– Кому? – настаивал белобрысый.
– Она замужем.
– Была замужем.
– Ну хорошо, была.
– И какое нам дело, была ли она замужем?
– Она была замужем, но не за Ж. Г.
– Шуры-муры.
– С мужем до сих пор связаться не удалось.
– До сих пор?
– Он был в отъезде.
– Видимо, придется разузнать о нем побольше.
– Всю подноготную. Мужья всегда под подозрением.
Несколько дней спустя только очень немногие усмотрели связь или почувствовали разницу между похоронами Ж. Г., важным событием для людей, вращавшихся в столь же высоких сферах, что и виновник торжества, на которых присутствовали политически значимые лица, причастные к управлению культурой, и многие деятели искусства, но почти совсем не было близких родственников, и похоронами Марии Алтет, которую друзья звали Ниной[57] Алтет или просто Ниной. Ее муж, человек слишком преклонного возраста для женщины, в которой столь бурно кипела жизнь, дорого бы дал за то, чтобы оказаться на ее месте, вместо того чтобы проходить через подобное испытание. Он сидел потупившись, со все еще озадаченным видом и не поздоровался практически ни с кем из собравшихся на поминки, а собралась там исключительно ближайшая родня, если не считать пяти журналистов, надеявшихся состряпать приличный репортаж. Несчастный вдовец был настолько задавлен горем, недоумением и стыдом, что предпочел бы, чтобы похороны проходили без всякой помпы, как можно скромнее, против чего семья покойной единодушно восстала.
Их кремировали одновременно, одного в Сан-Кугате[58], а другую в Барселоне. Кровавое преступление на корню загубило почти наверняка зарождавшуюся историю страстной любви.
2
За двадцать пять лет до тех одновременных похорон Карлес скомандовал, осторожней, а то все накроется! Он повернулся вполоборота, не выпуская руля из рук:
– Ты чего, ты чего, зверюга, не задуши ее!
Карлес, на грани нервного срыва, вел машину как новичок, обращая больше внимания на то, что творится в зеркале заднего вида, чем на правила дорожного движения. Он постоянно наблюдал за Ширгу и чувствовал, что того колотит еще больше. Самое время заметить, что неправильно выбрал сообщника.
– Ааааай!!! Паскуда…
Он отдернул укушенную руку, и девчонка заорала.
– Да заткни ей рот, сука!
И Ширгу зарядил ей оплеуху, такую отеческую, и велел, заткнись, слышь, дура невоспитанная? И машина остановилась на светофоре. Постовой посмотрел в их сторону.
– Христа ради, пусть она заткнется, или все пропало.
Тут ему пришла в голову мысль включить радио, и через несколько отчаянных секунд с визгом малолетней паскуды смешались причитания певицы фламенко. Карлес поглядел на постового и улыбнулся. И тут девчонка затихла.
– Ты гляди не задуши мне ее тут.
– Поехали, зеленее не будет, мать твою, смотри за дорогой!
Предыдущего опыта похищения детей у них не было, но все оказалось необыкновенно просто. Она выходила из школы в толпе разновозрастных школьниц, направлявшихся к автобусам, и они вместе пробились через толпу, как будто в спешке, чтобы аккуратно, но решительно изолировать ее от подружек, и девчонка сама почти не заметила, как оказалась на углу школы совсем одна. Одна. Вовсе нет: в обществе двух неизвестных. И прежде чем она успела сообразить, что происходит, они посадили ее в автомобиль, на заднее сиденье, где один из незнакомцев придавил ее и запихал ей руку в рот, как будто сам хотел, чтобы она его укусила, и машина тронулась слишком резко, так что уже через две или три минуты им стало ясно, что похищать детей гораздо сложнее, чем казалось сперва, и тогда он скомандовал, осторожней, а то все накроется.
Пытка закончилась, когда они доехали до лучшего в мире укрытия, приготовленного для лучшего в мире похищения. Карлес вышел из машины, поднял металлические жалюзи, снова сел в машину, заехал внутрь и припарковал ее на заднем дворе. Потом вернулся, чтобы опустить жалюзи на двери, выходившей на улицу, и закрыл дверь на задвижку изнутри. Подошла очередь второй части лучшего в мире плана. Но альтернативных планов они не подготовили.
– Черт, черт, черт, черт, – повторял Ширгу, сидя в машине.
– Не ори! Что стряслось?
Карлес открыл дверь машины и увидел, что Ширгу хлещет девчонку по щекам. Дыши, дура, дыши!
Карлес потянул девчонку за ноги и уложил ее на землю посреди двора. Потом начал кое-как делать ей искусственное дыхание, зачем-то раскачиваясь из стороны в сторону, а Ширгу, закрыв лицо руками, говорил, сукины дети, теперь нам всем капец. А я пошел.
Карлес вскочил стремглав, схватил его за горло и сказал, никуда ты не пойдешь, а то убью. А теперь давай попробуем это уладить.
– Она ж посинела уже, ты что, не видишь?
Несколько минут они дули ей в рот, колотили ее, матерились и сходили с ума. И дошло до того, что Карлес, лежа у девчонки на груди, не в силах сделать ничего, несколько долгих-предолгих секунд провел в размышлениях, отчего вся жизнь его пошла наперекосяк как раз тогда, когда у него был лучший в мире план того, как привести в порядок тот бардак, в который превратилось его существование. Вдруг он внезапно поднялся и сказал, продолжим, как будто ничего не произошло.
– Ты спятил.
– Тебе деньги нужны или нет?
– Ясное дело.
– Тогда делай, как я велю.
И объяснил, что нужно действовать по плану: немедленно звонить ее родным с целью не допустить, чтобы те обратились в полицию.
– Отправляйся в телефонную будку, позвонишь и скажешь то, что должен сказать.
– Но она же труп! – вконец потерял голову Ширгу.
Карлес схватил его