найти, – девушка говорила, не делая минимальных пауз, не давая мне и малейшей возможности вставить слово. – Мой муж, вроде бы вполне благополучный, честный и любящий супруг, вдруг не просто оказался подозреваемым в совершении преступления – всему миру стало известно, что он безбожно изменял мне, своей законной супруге!

Она выразительно уставилась на меня круглыми глазами, в которых не читалось никаких эмоций – эмоции бушевали лишь в ее голосе. Не спуская с меня взгляда, Иветта сделала пару глотков и продолжила свою речь.

– Не знаю, как кто, а я воспитана в крепкой и благополучной семье на принципах верности и любви. Два года назад, когда мы только познакомились с Франсуа и он сделал мне предложение руки, я ответила ему взаимностью и даже пошла наперекор своей семье – мой отец и братья с первой встречи невзлюбили Франсуа, прозвав чистюлей. И вот сегодня я понимаю, что они были правы. Мне следовало отказать ему и искать мою вторую половинку – настоящего мужчину, великого труженика и верного семьянина. Да, я совершила ошибку. Но, если хотите, и мои родные тоже поторопились с выводом – как неожиданно выяснилось, не таким уж Франсуа оказался чистюлей!

Она усмехнулась не без горечи, словно припомнив отдельные «нечистые» фотоснимки неверного супруга, которые осмелились опубликовать на своих страницах отдельные газеты Парижа.

– Возможно, вы в настоящий момент размышляете: для чего я вчера искала встречи с вами? – тут девушка попыталась скроить суровое выражение лица, даже слегка нахмурившись. – Спешу вас успокоить: вчера я хотела лишь посоветоваться с вами относительно того, стоит ли мне давать показания в пользу Франсуа, обеспечив ему алиби. Потому как весь день девятнадцатого декабря и всю ночь на двадцатое он был дома – сначала его бил озноб, а к ночи неожиданно резко поднялась температура, так что я толком не спала, готовая в любой момент вызвать врача…

Вот так – ты переживаешь за сотрудника, мечешься, пытаясь спасти его от тюрьмы, в то время как его собственная супруга, до глубины души оскорбленная изменой любимого, размышляет, стоит ли обеспечить ему алиби или все-таки отправить на Голгофу, не испытывая при том и минимальных укоров совести!

Я уже открыл было рот, чтобы прямо высказать мадам Шюни все свои гневные соображения по данному вопросу, как она в очередной раз не дала мне шанса произнести и слова.

– Спешу успокоить вас: в конце концов и без вашей подсказки я приняла, полагаю, верное решение: сегодня утром отправилась в полицию и дала показания… Показания в пользу Франсуа. При том я попросила лично комиссара Анжело передать Франсуа, что я намерена начать бракоразводный процесс.

Она умолкла на пару минут, гневно надув губки. Ну, а мне можно было перевести дух – слава тебе, Господи, сотрудник «Садов» будет оправдан и, скорей всего, еще сегодня выпущен на свободу! По крайней мере, мой отец мог вздохнуть спокойно и больше не портить мне нервы.

– Благодарю вас за правильное решение, мадам Шюни, – наконец-то и я мог выразить свое мнение. – Но, полагаю, раз вы все-таки нашли меня сегодня вечером, стало быть, хотели сообщить что-то еще не менее важное? В таком случае, я внимательно вас слушаю.

В течение следующих нескольких минут она рассматривала меня с откровенной насмешкой и почти детским торжеством. Отведя душу, решительно допила свой какао и, со стуком поставив пустую чашку на столик, произнесла голосом прокурора, объявляющего приговор осужденному.

– Прошу вас, не тешьте себя наивными иллюзиями: не собираюсь сообщать ничего полезного для вашей фирмы! Я отыскала вас и пригласила пообщаться с единственной целью – чтобы через вас высказать Франсуа все, что я думаю о нем. Прошу передать ему все слово-в-слово, без вольностей и искажений. Мой дорогой бывший супруг, ты – полное ничтожество, я тебя презираю и полагаю, что тебе не следовало делать предложение девушке из приличной семьи. Твой удел – легкомысленные девицы, освободившиеся из тюрьмы, как та пассия, с которой ты фотографировался в самых бесстыдных позах – эти снимки сегодня разглядывают все, кому не лень.

Произнеся эту тираду что называется с чувством, с толком, расстановкой, девушка поднялась, небрежно кивнула мне и удалилась.

«Поздравляю тебя, дорогой Ален: ты становишься любимым передатчиком для парижских девушек», – сказал я сам себе, расплатился за наши посиделки и поспешил на выход.

Поскольку шел седьмой час вечера, я собирался поужинать в городе после чего отправиться в отель, но в очередной раз мои планы изменил очередной сюрприз – телефонный звонок. Взволнованная мадам Лево сообщила, что в конторе появился и отчаянно ждет меня Франсуа Шюни – «лохматый и потрясающе небритый», как сообщила она мне, понизив голос едва ли не до шепота.

– Мсье Шюни, слава богу, отпустили из полиции! – пояснила мадам Лево с бравурной интонацией, невольно подтверждая то, что пару минут назад сообщила мне супруга бухгалтера. – Эту отличную новость прошу вас срочно сообщить мсье Муару! Дело в том, что теперь у нашего Франсуа Шюни есть прекрасное алиби на время убийства той милой девушки…

На мгновенье мадам Лево умолкла, словно выслушивая чью-то речь, после чего вновь заговорила бодрым тоном.

– Извиняюсь, но мсье Шюни хочет сам все вам рассказать, а потому очень ждет в офисе… Я понимаю, что вы очень устали, мсье Муар, но, пожалуйста, приезжайте, это очень важно! Пожалейте парня, ведь, по сути, он еще совсем мальчик…

«Мальчик»! Я невольно хмыкнул, представив себе эту двухметровую махину; нужно быть добрейшей мадам Лево, чтобы назвать здорового и самолюбивого бухгалтера мальчиком. Поспешив оборвать в самом начале свою пятиэтажную характеристику Шюни, я глубоко вздохнул и представил себя в позе, которую демонстрировал сегодня доктор Молю – асана дерева, совершенное равновесие. Улыбаемся и радуемся жизни со всеми ее шуточками и сюрпризами в духе исповеди бухгалтера, которую мне предстояло выслушать на голодный желудок сразу же после пылкого монолога его благоверной. Усмехнувшись, я тут же решил, что по крайне мере сегодня воздержусь от передачи слово-в-слово ее личного «послания» мужу.

Глава 23. Последнее откровение дня

Прибыв в офис, я стремительно взлетел на второй этаж, энергично промаршировал в приемную, где и наткнулся на небритого Франсуа Шюни, мгновенно подскочившего со стула, на котором сидел, изливая душу перед вздыхающей мадам Лево. Ни слова не говоря, я окинул «мальчика» грозным взглядом и молча кивнул, приглашая в мой кабинет. Как школьник, понуро опустив голову, он встал и последовал за мной.

Чтобы снять собственное раздражение по причине постоянно откладываемого ужина, ощущая ропот своего несчастного желудка, я первым делом