Когда я пришла в ресторан, Марат уже сидел за столиком илениво ковырял вилкой в салате. К моему удивлению, он был один.

— А где охрана? — спросила я.

— В машине.

— Не хочешь есть вместе с холопами?

— Нет настроения. А почему ты в черных очкахУ

— Потому что я не очень прилично выгляжу. Приподнявочки, я продемонстрировала свои синяки.

Марах усмехнулся:

— Парик, темные очки. Обедать будешь?

— Я бы выпила чего-нибудь крепкого.

Вскоре на нашем столике появилось жаркое и небольшая бутылкаХеннесси. Она стоит сумасшедших денег. От Марата пахло туалетной водой «ГуччиРаш». На спинке дивана висел шарф от Диора, на столе лежала зажигалка Живанши.На его руке — часы Бушерер, а из кармана выглядывали солнцезащитные очки отГуччи. От этой бессмысленной роскоши хотелось бежать как можно дальше.

Сделав глоток коньяка, я почувствовала чей-то настойчивыйвзгляд и обернулась. В дальнем углу ресторана сидели трое: Юрец, Малыш и Кабан.Юрец приветственно поднял руку и улыбнулся. Я растерялась.

— Что случилось с Антоном? — вернул меня кдействительности голос Марата.

— Его убили.

— Это я уже понял. Я бы хотел знать, кто это сделал.

— Тот, кто это сделал, покоится в пропасти.

Я рассказала Марату о том, как мы с Антоном отправились вдалекую деревню на поиски моего сына и что случилось потом. Рассказалаподробно, но говорить о том, в какой именно момент его убили, не стала. Зачем?Марат вряд ли меня поймет. Мне хотелось сохранить свою тайну, она только моя ия не собираюсь ни с кем ею делиться.

— Странно как-то получается, то у тебя пропадаетподруга, то сын, — заметил Марат, вытирая рот салфеткой.

— Это уж точно. Не успею с одним расхлебаться, какнаваливается другое.

— Ладно, подруга, ты дальше со своими проблемами самакопошись. Я больше своих людей терять не хочу.

— Как это сама?! — не на шутку перепугалась я.

— Так это. Я сделал для тебя все, что мог.

— А Мила?

— Это меня больше не касается.

Выпив полную рюмку коньяка, я заметно осмелела и дернулаМарата за рукав.

— Послушай, ты только корчишь из себя крутого, а насамом деле боишься собственной тени. Мила честно на тебя отработала нескольколет… В конце концов она с тобой спала… Ты обязан ее найти. Ты обязан нанятьчастных детективов и перевернуть верх дном всю Москву! Ты должен это сделать!!!

— Заткнись, — резко сказал Марат. — Меньшешляйся, где попало, тогда и не будешь попадать в неприятные ситуации. И еще,если найдется Мила, передай, что она уволена еще месяц назад. На ее местопринята более красивая и покладистая сотрудница, которая честно зарабатываетсвою копейку и не строит иллюзий по поводу замужества.

— А что будет с Антоном? — спросила я.

— Похоронят его как положено.

— А я могу пойти на похороны?

— Кто ты ему? Никто. Сиди дома, от тебя и так однинеприятности.

Марат вышел из зала. Я сидела, уставившись в стол. Не помню,сколько я просидела. Может, пять, может, десять минут, а может, и полчаса… Яочнулась тогда, когда за мой столик сел Юрец.

— Привет, — сказал. — Тебе не кажется, чтоеще слишком рано, чтобы так много пить.

— А может, я хочу спиться…

— У тебя опять какие-то неприятности?

— У меня вся жизнь состоит из одних неприятностей.

Я посмотрела на забинтованную шею моегознакомого:

— А у тебя как?

— Потихоньку.

— Как шея?

— Зашили, что с ней будет.

— Как семейная жизнь?

— Нормально. Как всегда, без изменений.

— Хорошо ты живешь. У тебя вся жизнь без изменений. А уменя наоборот — одни изменения. Вчера вечером сына украли, потребовали выкуп.Только утром вернули. А про семейную жизнь вообще говорить не хочется.

Допив остатки коньяка, я почувствовала сильное опьянение изаговорила:

— Гребаный Челноков приперся. За сына он, видите ли,переживает… Папашка хренов… Ничего хорошего в семейной жизни нет, я тебяуверяю. Когда мы связываем себя узами брака, то совершенно не понимаем, к чемунас принуждают. Брак — это чудовищная пытка. Когда мы с мужем расстались, ямногое поняла. Порой мне бывает смешно от того, что я испытывала такие сильныечувства к этому ничтожеству.

Я замолчала, отодвинула пустую бутылку коньяка и посмотрелана часы:

— …Несу какой-то бред, ты меня не слушай. Простонастроение паршивое.

— Ты нашла свою подругу?

— Нет.

Я посмотрела на Кабана с Малышом. Они сидели за своимстоликом и продолжали оживленно беседовать. Правая рука Кабана была перевязанадовольно массивной повязкой.

— Он что, тоже запаску менял? — совсем тихоспросила я Юрца.

— В смысле?

— В смысле того, что. когда ты менял запаску, тебеперерезали шею, а когда запаску менял Кабан, ему перерезали руку.

Юрец засмеялся и покачал головой:

— Нет, ему медведь палец откусил.

— Какой еще медведь? — опешила я.

— Обыкновенный. Косолапый. У нас есть клетка смедведицей. Кабан выпил и решил медведицу шоколадкой покормить…

— Ничего себе, она у вас шоколад ест?..

— Он не только ее шоколадом кормил, еще и за нос хотелухватить, вот она ему палец и откусила.

— А пришить нельзя?

— Как же пришить, если она его съела. — Я вновьпосмотрела на Кабана:

— Красивый мужик. Ему и без пальца пойдет. Такомумужику хоть ногу отрежь, на него бабы все равно вешаться будут. Одно слово —породистый.

Забывшись, я приподняла очки, чтобы потереть глаз. Юрецувидел мои синяки и пришел в полное замешательство.

— Все нормально, — улыбнулась я. — Пройдет.Сам знаешь, что такое синяки. Сегодня есть, а завтра их нет.

— Ну ты даешь. У тебя не жизнь, а прямо фильм ужасов.