– Да, вид у него усталый, – сказал шериф.

– Но силен, черт, – сказал Харрис. – Бросил меня на пол – нечего делать.

– Вы куда завтра направитесь? – спросил шериф.

– Предположения? – спросила мама.

– Друг, член семьи? – сказал шериф.

– Рени, – сказал я.

– Если не получится, приют на Фристен? – сказал шериф.

– Вот чего я никогда не сделаю, так это не пойду к Рени, – сказала мама. – Там все слишком возвышенные и великие. Они уже считают, что мы низменные.

– Ну, мы и есть низменные, – сказал Харрис. – По сравнению с ними.

– И еще чего я никогда не сделаю – это не пойду в какой-нибудь бип-бипный приют, – сказала мама. – У них в приютах вши.

– Когда мы начали встречаться, у меня были вши из приюта, – с готовностью сказал Харрис.

– Мне жаль, что это происходит, – сказал шериф. – Все меняется к худшему и переворачивается верх дном.

– Я так скажу, – сказала мама. – Я здесь работаю на церковь, и мой сын герой. С Серебряной звездой. Вытащил морпеха за его бип-бипную ногу. Мы письмо получили. И где я теперь? На улице.

Шериф отключился и ждал момента, когда можно будет выйти через дверь и вернуться к тому, что было для него реальной жизнью.

– Найдите себе место для жилья, друзья, – искренне посоветовал он, уходя.

Мы с Харрисом затащили в дом два матраса. На них были простыни, и одеяла, и все. Но на простыне с их матраса по краям остались травяные пятна, и от подушек несло грязью.

А потом мы провели долгую ночь в пустом доме.

10

Утром мама звонила каким-то теткам, которых знала, когда была молодой матерью, но у одной удалили позвоночный диск, у другой был рак, а у третьей были близнецы, у которых диагностировали маниакально-депрессивный психоз.

При свете дня храбрость вернулась к Харрису.

– Значит, этот военный трибунал, – сказал он. – Это было худшее из того, что ты сделал. Или ты делал чего и похуже, просто тебя не поймали?

– Его за это оправдали, – жестко сказала мама.

– Меня в тот раз тоже оправдали за взлом и проникновение в жилище, – сказал Харрис.

– И в любом случае какое отношение это имеет к тебе? – сказала мама.

– Он, может, поговорить хочет, – сказал Харрис. – Впустить туда немного свежего воздуха. Это хорошо для души.

– Ты посмотри на его лицо, Хар! – сказала мама.

Харрис посмотрел на мое лицо.

– Извини, что заговорил об этом, – сказал он.

Потом вернулся шериф. Он заставил нас с Харрисом вытащить матрасы. Мы с веранды смотрели, как он запирает дверь на висячий замок.

– Восемнадцать лет ты был моим милым домом, – сказала мама, возможно, подражая какой-нибудь скво племени сиу из фильма.

– Вам придется найти какой-нибудь фургон, – сказал шериф.

– Мой сын служил на войне, – сказала мама. – И посмотрите, как вы со мной обходитесь.

– Я был у вас вчера, – сказал шериф и по какой-то причине сделал из рук рамку по сторонам лица. – Помните меня? Вы мне это уже говорили. Я уже благодарил его за службу. Вызывайте фургон. Или ваше барахло отправится на свалку.

– Смотрите, как они обходятся с женщиной, которая работает в церкви, – сказала мама.

Мама и Харрис нашли среди кучи всякой дряни чемодан, набили его одеждой.

Потом мы поехали к Рени.

Я чувствовал: вот будет потеха.

11

Хотя и да и нет. Таким было одно из моих чувств.

Другое было: ах, мама, я помню, когда ты была молодой и носила косички, и я бы умер, увидев, как низко ты пала.

Еще одно: ты старая спятившая идиотка, вчера ты на меня настучала. Это еще зачем?

Еще одно: мам, мама, дай я встану перед тобой на колени и скажу, что я, Смелтон и Рики Г. сделали в Аль-Разе, а ты погладишь меня по голове и скажешь, что любой сделал бы то же самое.

Когда мы прошли по мосту Ролл-Крик, я понял, что думает мама: пусть Рени мне откажет, и я поднесу этой маленькой бип ее бип-бипаного бипа разделанным на тарелочке.

Но потом – тра-та-та, – когда мы перешли на другую сторону и ветер с прохладного речного сменился на обычный, ее лицо изменилось: бог мой, если Рени откажет мне в присутствии родителей Райана и они снова сочтут меня швалью, я умру, я просто умру.

12

Рени отказала ей в присутствии родителей Райана, которые смотрели на нее как на шваль.

Но мама не умерла.

Нужно было видеть их лица, когда мы вошли.

У Рени был шокированный вид. У Райана был шокированный вид. Отец и мать Райана так пытались скрыть шок, что роняли вещи. Отец Райана уронил вазу, когда чуть не вслепую пошел вперед, пытаясь напустить на себя жизнерадостный/дружелюбный вид. Мать Райана наткнулась на картину; дело кончилось тем, что она замерла, держа ее в скрещенных руках в красном свитере.

– Это младенец? – сказал я.

Мама снова на меня напустилась.

– А ты что подумал? – сказала она. – Карлик, который не умеет говорить?

– Да, это Мартни, – сказала Рени, протягивая мне ребенка.

Райан откашлялся, стрельнул в Рени взглядом: типа мне казалось, мы это с тобой обсудили, детка.

Рени на ходу изменила движение рук, подняла ребенка, словно если он будет достаточно высоко, то тогда мне не нужно будет брать его, поскольку дите так близко к свету над головой и все такое.

Обидно.

– В жопу, – сказал я. – Что, по-твоему, я собираюсь делать?

– Пожалуйста, не говори «в жопу» в нашем доме, – сказал Райан.

– Ты не говори моему сыну, какую бип-бип он может бип-бип говорить, – сказала мама. – Он воевал, и вообще.

– Спасибо вам за службу, – сказал отец Райана.

– Мы легко можем переехать в отель, – сказала мать Райана.

– Ни в какой отель вы не переедете, ма, – сказал Райан. – В отеле могут пожить и они.

– Мы не пойдем в отель, – сказала мама.

– Ты легко можешь пожить в отеле, мама. Тебе понравится хороший отель, – сказала Рени. – Особенно когда мы платим.

Даже Харрис занервничал.

– Отель, мне кажется, неплохо, – сказал он. – Давненько я не отдыхал в таком приятном месте, как отель.

– Ты хочешь отправить в какой-то клоповник свою мать, которая работает в церкви, вместе с твоим братом, героем Серебряной звезды, только что вернувшимся с войны? – сказала мама.

– Да, – сказала Рени.

– Могу я, по крайней мере, подержать ребенка? – сказал я.