они никогда не встречались. Но в том, что касается идей, они казались чуть ли не единым целым. В трудах Хатчесона вкус и мораль переплетались почти как у Шефтсбери, он даже включил Шефтсбери в число соавторов нескольких из своих ранних работ, хотя те и не были совместными. Для Хатчесона хороший вкус заключался в правильном балансе составляющих. Проблема заключалась в том, что у каждого человека этот самый правильный баланс свой. Хатчесон считал, что некоторые просто недостаточно утонченны. Он писал:

Плохая музыка радует деревенщин, которые ничего лучше и не слыхали никогда… Грубая куча камней не оскорбит чувств того, кто будет расстроен неправильностью в архитектуре, где он ожидал найти красоту[213].

По мнению Хатчесона, шумная народная музыка и уродливые дома нравятся необразованным беднякам лишь потому, что они не знают ничего другого. Если бы только нашелся способ воспитать хороший вкус! Хатчесон считал, что такой способ есть: образовывая себя, можно научиться совершенствовать свой вкус, чтобы правильно воспринимать действительно красивые вещи. Секрет в том, чтобы узнать, какие чувства должен вызывать каждый отдельный предмет искусства.

И еще кое-что: именно эта группа мыслителей ввела в употребление слово «отвращение» (disgust) в его современном понимании. Для них отвращение было чем-то вроде антивкуса — реакцией на все уродливое, неправильное и эстетически неприятное. Однако давайте вернемся к вкусу и тому, как он вписывается в концепцию сентиментальных чувств.

Как мы стали сентиментальными

Просвещение часто изображается как век разума, эпоха, когда идеи по важности превосходили чувства. Чувства отвлекали от объективной истины, поиском которой были так озабочены философы эпохи Просвещения. Некоторые из них дошли до того, что вывели математические уравнения для объяснения самых разных тем: существования Бога, закона, политики и этики[214]. Но это лишь часть истории. Просвещение более правильно рассматривать как эпоху секуляризации[215] — период, когда постепенно к осознанию, что в религии может не быть ответов на все вопросы, стали приходить даже те, кто ранее не осмеливался принять такую мысль. Этот сдвиг привел к переосмыслению вопросов морали, включая категорию чувств, названных мыслителями того времени сентиментальными.

Шефтсбери описывал сентиментальные чувства как моральные. Представьте гнев, возмущение и отвращение, которые многие в США испытали по отношению к протестующим во время штурма Капитолия 6 января 2021 года! Или — в качестве альтернативы — попытайтесь вспомнить приятное ощущение радости, приходящее к вам, когда вы видите, как кто-то помогает пожилой женщине перейти дорогу. Сегодня, в соответствии с современной научной терминологией, мы называем эти разновидности чувств эмоциями. Однако философы эпохи Просвещения называли их сентиментальными чувствами, или сантиментами — чувствами, которые вы испытываете, когда кто-то поступает правильно или наоборот.

Относительно того, как работают сантименты, существовали разногласия. До эпохи Просвещения философы, вероятно, рассматривали бы их через призму Бога. Мы обсудили уже довольно много эмоциональных парадигм, где чувства связываются с представлениями людей о грехе. Однако в эпоху Просвещения подобное объяснение никого бы не удовлетворило. Так, Шефтсбери считал чувства, подобно вкусу, частью нашей внутренней физической природы. Хатчесон видел в них реакцию на баланс и его нарушение. Сцена, в которой молодой человек помогает старушке перейти дорогу, — своего рода пример баланса. Молодость и старость, немощь и здоровье. Точно так же штурмующие Капитолий нарушают хрупкую гармонию американской демократии. Дэвид Юм сводил все к полезности. Если я помогаю пожилой женщине перейти дорогу, значит, она благополучно доберется до конечной точки маршрута. Мне приятно осознавать, что я помог, так как моя помощь полезна. Если я пройду мимо, а она пострадает, переходя через дорогу, никакой пользы, конечно, не будет, что заставит меня чувствовать себя плохо. Другой известный сентименталист, Адам Смит, объяснял сантименты через сочувствие. Он полагал, что внутри каждого из нас живет «беспристрастный зритель», который чувствует себя плохо, когда другим плохо, и хорошо — когда другим хорошо[216]. Сейчас мы назвали бы это эмпатией.

Существовало две разновидности сантиментов — во всяком случае, такой классификации придерживаются большинство современных историков. Первая группа — моральные сантименты, о которых говорилось выше. Вторая как раз была связана со вкусом — можно назвать их эстетическими сантиментами. Такие чувства подсказывают нам, что выполнено красиво и со вкусом, а что — отвратительно и безвкусно. На первый взгляд эти две категории не имеют между собой ничего общего. В конце концов, умение оценить красоту BMW не делает вас хорошим человеком. По крайней мере, в наши дни. В XVIII веке люди не смотрели на подобное бинарно. Они просто знали о существовании сантиментов. Адам Смит, например, писал о «красоте любого рода», имея в виду не только эстетическую красоту, но и «красоту поведения»[217]. В сознании мыслителей эпохи Просвещения сантименты в отношении аморального и неэстетичного были идентичны; они порождали одни и те же чувства. Наличие вкуса предполагало нравственность и здравомыслие. Отсутствие вкуса свидетельствовало об обратном. Красота была признаком добра, уродство — признаком зла. Так философам удалось примирить непримиримое и найти добродетельное в стремлении к обладанию вещами. Мечтать о материальном нормально, если вы испытываете правильные чувства. Другими словами, хороший вкус служит вам оправданием.

Деньги и пушки

Тот факт, что сентиментальное чувство вкуса позволило рассматривать материальное желание как добродетель, оказал глубочайшее влияние на историю. Во-первых, благодаря этому оформилось современное государство, каким мы его знаем. Во-вторых, это сыграло решающую роль в развитии современного капитализма. Чтобы убедиться в первом утверждении, отправимся в Нидерланды.

Как-нибудь, если вам посчастливится побывать в Амстердаме, не спеша прогуляйтесь по городу. На улице, ведущей вдоль Кайзерграхта, или Императорского канала, вы увидите Huis met de Hoofden, или Дом с головами. Прекрасное здание, где в наши дни располагается музей, получило свое название, как вы уже догадались, благодаря декоративным головам Аполлона, Цереры, Меркурия, Минервы, Вакха и Дианы, украшающим фасад. Когда-то этот дом был резиденцией Луиса де Гера, который приобрел его в 1634 году. На берегу другого городского канала — Кловенирсбургвала — расположено еще одно красивое здание. Особняк Триппенхёйс был построен в 1660 году и отражает классические вкусы своего владельца. Он украшен декоративными изображениями военных орудий. На каменном фасаде высечены пушки и ядра, а также оливковая ветвь — символ мира. Оба здания поражают своей красотой, и каждое из них — своего рода памятник богатству предприимчивого владельца. Эти дома принадлежали торговцам оружием, производившим и поставлявшим боеприпасы для голландского правительства и Ост-Индской компании.