Я задрала голову вверх. «Очаровательноесущество» сидело на карнизе. Изредка Лаврик испускал жуткий звук, нечто среднеемежду ревом и воем, уши его были плотно прижаты к голове, длинный, неожиданнотонкий хвост, ходил из стороны в сторону. Судя по всему, Лаврик был крайне зол,просто взбешен!

– Кис-кис, – тихо позвалаТомочка, – иди сюда.

Лаврик гневно зашипел, открыв пасть с мелкими,но по-акульи острыми зубами. Он явно не собирался покидать карниз.

– Так, – принялась командоватьМарина Степановна, – немедленно возьмите вон ту швабру и подцепите котика.

Вован покорно схватил щетку, поднес ее кзлобно шипящему коту и попытался отодрать Лаврика от светло-розовой занавескииз китайского шелка.

Котище, издав утробный звук, увернулся отшвабры и ловко съехал по гардинам вниз, используя вместо коньков когти. На окнемигом заколыхалось нечто, больше всего похожее на лапшу.

Очутившись на подоконнике, Лаврик сжался вкомок, покрутил задом и

прыгнул на плиту. Вмиг на пол свалиласьсковородка, наполненная свежепожаренными котлетами. Лаврик замяукал, коротко,отрывисто. Мне сразу стало понятно, что кот матерится. Не успели мы прийти всебя и сообразить, что делать, как на пороге кухни появился Ленинид,прижимавший к груди четыре бутылки с пивом.

– О, Вован, ты дома! – радостновоскликнул папаша и, опасливо глядя на меня, поставил на стол«Клинское». – Хочешь кружечку? А это что? Кролик? Эх, очень уважаю его сморковочкой, в сметане. Когда готовить станете?

Он хотел дальше продолжить разговор, но тутЛаврик, словно баллистическая ракета, взлетел вверх и прицелился прямо наемкости с любимым напитком папеньки. Бутылки покатились в разные стороны.

– Ах ты дрянь, – возмутилсяЛенинид, – ваще всякий стыд потеряла!

С этими словами папашка, явно считавший, чтобезобразие натворила наша кошка, схватил посудное полотенце и попытался огретьбеснующееся животное. Но Марина Степановна не дала событиям развернутьсяподобным образом. Она мигом ухватила висевшую над плитой поварешку и со всегоразмаха треснула Ленинида по макушке.

– Не смей бить Лаврика!

Папенька потряс головой.

– Ты че? Одурела, да? Больно ведь, –жалобно сказал он.

– Немедленно поймай мальчика, –заверещала Марина Степановна, закрывая дверь в коридор, – живей, пока онсебя не поранил.

Непонятно почему, но мы все, даже обиженносопящий Ленинид, принялись гоняться за котом, а тот, обезумев окончательно, металсяпо кухне, сшибая на пол все, что можно. Через несколько минут аккуратнаякухонька, любовно украшенная Тамарочкой всяческими баночками, красивенькимиштучками и керамическими фигурками, превратилась в кошмар. Повсюду валялисьосколки, обрывки, черепки, кучками лежали сахарный песок, соль и специи.

Наконец Вован, изловчившись, швырнул нагадкого кота накидку, сорванную с кресла. Лаврентий замер. Вован схватил кота итут же, вскрикнув, выпустил его, Лаврентий шлепнулся на пол и, непонятнопочему, остался лежать.

– Миленький! – рванулась к немуМарина Степановна. – Лаврик!

Мерзкий котяра преспокойно повис на руках устарухи, из его нутра неожиданно вырвалось довольное урчание.

– Бедненький мой, – приняласьнаглаживать его по голове хозяйка, – мальчик несчастный! Изнервничалсясовсем! Ну пойдем, мамочка тебя спать уложит.

С этими словами, прижав к своей груди Лаврика,старуха повернулась к Вовану, который трясущимися руками пытался остановитькровь, быстро текущую из длинных, тонких царапин, оставленных когтями кота.

– А вы, уважаемый Владимир Семенович, вы…вы просто идиот! – заявила любящая маменька. – Вместо того чтобыспокойно снять котика с занавески, перепугали животное до полусмерти!

Вымолвив тираду, мамаша, сохраняя осанкуанглийской королевы, удалилась. Я в растерянности посмотрела по сторонам:разгромленная кухня, окровавленный Вован, обиженный Ленинид, горестнозаметающий веником то, что пару минут назад было бутылками «Клинского»,Томочка, собирающая побитых керамических зайчиков и свинок…

– Пойду, залью йодом боевые раны, –сообщил Вован.

Я невольно улыбнулась. Да уж, повезлонезнакомой Лоре, получила крайне незлобивого мужика.

– Кролика-то когда готовитьбудете? – прокряхтел Ленинид.

Мы с Томочкой переглянулись и хором ответили:

– Никогда.

– Почему? – насторожилсяпапенька. – На Новый год оставите?

Я вздрогнула.

– Ну уж нет! Ни за что не стану это есть!

– Да отчего же? – недоумевалЛенинид. – Кролик в сметане, с морковочкой! Объеденье.

– Хочешь, – тихо пробормоталаТомочка, – возьми его себе, Наташка тебе сготовит!

– А не жалко? – спросил папашка.

– Нет, – снова в один голос заявилимы, – кушай на здоровье!

На следующее утро я приехала к Элизе и сразупопала в объятия к Майе.

– Кофейку хочешь? – заботливоспросила та.

– С удовольствием, – улыбнуласья, – что-то у вас клиентов в холле не видно.

– Так с полудня начинаем, – ответилаМайя, – ща повалят. Значит, так! Сегодня ты для начала – дух папы.

– Кто? – Я чуть не уронила чашку смерзопакостным «Нескафе».

Ну кому только пришло в голову обозватьнапиток с резким запахом и «металлическим» вкусом кофе? Хотя справедливостиради следует признать, что во время работы его очень удобно употреблять, ненадо варить, просто насыпай в чашку да лей туда кипяток. Но, на мой вкус, чайвсе же лучше.

– Дух папы, – абсолютно серьезноповторила Майя.

– Римского? – спросила я.

– Да нет, обычного, Исаева ПавлаКонстантиновича, умершего в двухтысячном году, – начала разъяснятьМайя, – слушай внимательно.

Я отодвинула от себя кружку и попыталасьвникнуть в новые служебные обязанности.

– Сегодня у тебя два задания, –монотонно вещала Майя, – в полдень на прием явится Исаева Елена Павловна,жуткая дура, просто неандерталка, но богатая! Ходит к Эле раз в неделю, узнаетпрогноз на следующую семидневку. Причем рассказывает ей о будущем не гадалка, адух ее покойного отца.